Работа с микротрубочками, которую он вёл последние месяцы, квантовые эффекты в нейронных сетях… Всё это в сочетании с формулой «Мнемоса», возможно, содержало ключ. Не к лечению – надежда на полное исцеление была бы наивной. Но к трансформации – изменению способа работы его мозга прежде, чем болезнь отнимет последние функциональные нейроны.
Не имело значения, насколько рискованным был этот путь. Альтернатива – гарантированное страдание и деградация – казалась несравнимо хуже.
Роза. Её имя отдавалось в сознании как удар колокола. Что он скажет ей? Как объяснит свои действия, если эксперимент удастся? И как она переживёт его провал, если всё пойдёт не так?
Александр потёр глаза и отхлебнул остывший кофе. Четвёртая чашка за ночь. На столе громоздились листы с расчётами, пробирки с образцами, журналы с записями. Обычно к этому времени усталость брала своё, и формулы начинали расплываться перед глазами. Но не сегодня.
Сегодня каждая строчка, каждая молекулярная структура были чётче, чем когда-либо. Такая ясность приходит лишь однажды – когда уже нечего терять и всё поставлено на карту. Когда выбор сделан, и остаётся только идти вперёд, не оглядываясь.
"Прости, Роза," прошептал он пустой лаборатории, "я не могу рассказать тебе. Не сейчас. Может быть, когда всё закончится… если я всё ещё буду собой."
Он услышал звук открывающейся входной двери, затем лёгкие шаги Розы в прихожей. Она вернулась на день раньше.
– Саша? – её голос эхом разнёсся по дому. – Ты здесь?
Быстрым движением он спрятал распечатки с результатами анализов в ящик стола и вышел в коридор. Роза стояла там – уставшая после долгой дороги, но радостная, с охапкой каких-то растений в руках. При виде его лица улыбка исчезла.
– Что случилось? – спросила она, подходя ближе. – Ты выглядишь… истощённым.
– Работал допоздна, – ответил он, избегая прямого взгляда. – Не ожидал тебя так рано.
– Последний день был необязательным, – она положила растения на столик и коснулась его щеки прохладными пальцами. – Саша, что-то не так. Я вижу.
В её глазах была тревога, та особая проницательность, которую он научился ценить и одновременно опасаться. Где-то глубоко, за рациональным принятием своего диагноза, за научным анализом возможных путей действия, теплилось глупое, иррациональное желание: упасть в её объятия, рассказать всё, позволить ей разделить этот невыносимый груз.