Немало коллег, использующих гипноз, склонны отрицать суггестивную реальность и сводить ее исключительно к гипнотическим феноменам (Loriedo, Zeig, Nardone, 2011); в действительности же суггестия и гипноз – близкие, но очень разные явления. Если в случае с гипнозом у нас есть возможность провести объективные измерения, такие как замеры ритмов мозговой активности с помощью электроэнцефалограммы, и использование строгих шкал измерения гипнотической восприимчивости (Weitzenhoffer, Hilgard, 1959; Yapko, 1990; Nash Bamier, 2008), то в случае с суггестией измерение гораздо сложнее, поскольку это явление имеет значительно больше вариантов и проявляется в состоянии полного бодрствования и нормальной активности вовлеченного субъекта. Если гипнотическое состояние может быть связано с определенными предикторами, особенно в случае невербальных проявлений, эти сигналы не обязательно присутствуют в состоянии суггестии. Примером может служить «эффект толпы», который изучал Густав Лебон в начале прошлого века. В таком состоянии суггестии у индивида, «погруженного» в массу людей, объединенных одной целью, ослабляются механизмы торможения, и он приспосабливает свои индивидуальные действия к поведению группы. Говоря словами Лебона (1895), индивид становится «каплей воды, подталкиваемой потоком». Множество отдельных капель, однако, вместе образуют новую неудержимую сущность: волну, которая сметает то, что ей противостоит. Этот феномен, как хорошо известно социальным психологам, лежит в основе преступлений, совершаемых массами. В качестве ещё одного доказательства того, что внушение трудно поддается объективному измерению, хотя это явление постоянно присутствует в нашей реальности человеческих существ, находящихся в постоянных отношениях с самими собой, другими людьми и миром, позвольте мне рассказать об одном недавнем случае. В университете Линк (Link Campus University – негосударственный университет, административный корпус которого расположен в Риме – Прим. пер.) один известный ученый представил доклад о результатах исследований так называемых зеркальных нейронов. В перспективе возможного научного сотрудничества мы смогли побеседовать и обменяться опытом. Во время обсуждения я спросил исследователя, обнаруживал ли он когда-нибудь активацию зеркальных нейронов у испытуемых в состоянии суггестии. Он, с типичным для настоящих исследователей энтузиазмом, ответил, что было бы очень интересно провести подобный эксперимент, и спросил, как можно объективно и количественно измерить наличие состояния суггестии. Я, в свою очередь, сказал, что в настоящее время не существует объективных инструментов, способных измерить такое явление, кроме тщательного наблюдения за изменениями в чувствах и поступках людей, находящихся в этом состоянии. Исходя из этого, мой собеседник заключил, что подобное исследование провести невозможно. Этот обмен мнениями выявил одно из самых коварных ограничений научного исследования, а именно его сведение к количественным методам и, следовательно, к изучению явлений, в отношении которых могут быть применены эти методы. Таким образом, складывается ситуация, когда все исключительно качественные явления, которые нельзя операционализировать, становятся как будто неважными или даже не существуют, поскольку они исключены из исследования (Nardone, Milanese, 2018; Castelnuovo, Molinari, Nardone, Salvini, 2013); суггестивные явления, не поддающиеся количественной операционализации, игнорируются, даже несмотря на то, что их эмпирическое подтверждение часто поражает.