Про Максима и Гелю, или Счастлив по принуждению - страница 11
Растяни меха, гармошка, Эээх, играй-наяривай! Спой частушки, Бабка – Ежка, Пооой, не разговаривай!
Все, ну просто все, включая самого директора, стали пританцовывать ногами и потихоньку подпевать очаровательным Колдуньям. Любовь Дмитриевна уже праздновала победу и предвкушала лавры и почести, которыми ее осыпят после спектакля. И вот, наконец, настал кульминационный момент, когда Иван со своей возлюбленной, которую играла Геля, должны были сесть на воздушный корабль и отправиться за «Тридевять земель», распевая свою песню влюблённых. Все в зале встали, и, утирая слезы, кто платком, кто просто кулаком, стали махать улетающему кораблю вслед. Любовь Дмитриевна обратила внимание на плачущего рядом физрука, которого она до сих пор не замечала.
«А что вы тут делаете, Максим Анатольевич?» – обратилась она к нему.
«А где же мне еще быть, в этот трогательный момент?» – отвечал он ей, высмаркиваясь в платок, и утирая слезы умиления.
«Я полагаю, рядом с Тимуром Артуровичем, помогая ему с декорациями», – сказала она.
И только она это произнесла, как корабль, на котором были Максим и Геля, под тяжестью веса стал совершать головокружительный полет по всей сцене, сметая все декорации и артистов на своем пути. Все присутствующие, поддавшись панике стали орать как сумасшедшие, и бегать по залу и сцене взад и вперед.
Опомнившийся физрук стал орать Максиму, который вцепился обеими руками в Гелю: «Максим, бросай балласт за борт. Надо облегчить корабль!»
Но Максим, державшийся в этот момент за свою возлюбленную, думал только об одном – как бы она сама не выбросила его за борт. В конечном итоге корабль, повисев в воздухе некоторое время, и совершив последний проход над сценой, рухнул вместе с Максимом и Гелей, проломив сцену, и увлекая за собой всех и вся, что находилось в этот момент поблизости от эпицентра падения.
Когда пыль немного улеглась, из-под стульев вылез директор школы и учительница русского языка и литературы, грязные и напуганные они с недоумением смотрели друг на друга.
«Мдаааааааа, – произнес на весь зал откуда-то появившийся физрук, и стал отряхивать директора от пыли своей шапкой – петушок. – Ну и заварили, Вы, конечно, кашу», – сказал он даже не глядя на Любовь Дмитриевну.
У учительницы русского языка от такой наглости даже дыхание перехватило. Но когда она взяла себя в руки, она закричала на физрука так, что тяжелое фанерное солнце, которое еще висело под потолком сцены, внезапно рухнуло. Озаглавив тем самым конец ее тирады. Через полчаса, сидя в кабинете директора, все присутствующие: Любовь Дмитриевна, протрезвевший физрук, и еще не совсем трудовик, получали каждый свою порцию экскрементов летающей собаки от разъяренного директора школы. Каждый из них, выйдя из кабинета, был обеспечен так сказать, запасом мумия на целую жизнь. Резюме руководителя школы было таковым – все трое лишаются годовой премии. А «братья Карамазовы» еще и подарков на Новый год. «Братьям» был поставлен срок в две недели, за которые они должны были за свой счет отремонтировать сцену. А Любовь Дмитриевна должна была через те же две недели представить на обозрение директора новую сказку. Как он выразился, чтобы «с менее драматическим концом».