О мешкожаберном сомике можно сказать и много, и мало. Сначала он тотально покорил меня своей причудливой и грациозной уродливостью. Тварь размером с мой палец имела голое, без чешуи длинное тело, плоскую голову с почти незаметными глазками, вокруг рта торчали восемь длинных тонких усов. Рыбка плавала по змеиному, постоянно извиваясь, потому что если она прекращала движение, то, не в пример другим рыбам, начинала тонуть. Время от времени сом стремительно бросался к поверхности и заглатывал пузырь воздуха, после чего удовлетворённо погружался на глубину… Иногда этот бросок за воздухом был таким сильным, что сом выпрыгивал, как через забор, за стенку аквариума и я находил его, засохшего и внешне совершенно мёртвого, на полу рядом с тумбочкой. В первый раз обнаружив его в таком виде я был очень расстроен, но что-то подтолкнуло меня бросить его обратно в воду, в которой он быстро отмок и ожил. Такое случалось неоднократно и это никак не отражалась на его здоровье. Но в целом он был самым неинтересным жителем аквариума, так как практически всё время он проводил… в фильтре, куда проникал через верхнее отверстие, из которого обычно идут пузырьки. Внутри фильтра была мочалка, удерживающая ил – оказалось, что сидеть в этом иле для этой твари было наивысшим наслаждением. Хотя нет – ещё она любила есть. Когда я кидал червей (они назывались "трубочник"), то едва учуяв добычу, сом выползал из фильтра и кидался на еду с невероятной быстротой, истерично и жадно заглатывая трубочник сразу помногу – живот его при этом сильно раздувался. Основательно подкрепившись, сом залезал обратно в своё логово и мог не показываться потом несколько дней.
Золотая рыбка тоже была здорово прожорлива, но, в отличие от сома, она была в постоянном поиске еды: неустанно оглядывала дно, время от времени ковыряясь в гальке, как курица в навозной куче или как поросёнок, который копает землю своим рылом в поиске корней и личинок. Большеголовая, глазастая, с неуклюжими движениями, она была похожа на золотистое яичко, к которому прикрепили длинные шёлковые плавнички. Быстро плавать она не умела, но ей это было и не нужно – всё в ней говорило о её декоративной домашности. Она совершенно не боялась моих рук и как только я опускал в воду палец, так она тотчас начинала сладострастно обсасывать его своими мягкими губами… Она довольно быстро выросла, округлилось и однажды выметала россыпь икринок, которую сама тут же и пожрала, радуясь внезапно появившейся вкусняшке.