Молот утих и за спиной послышались тяжёлые шаги.
– Ты уверен? – Громор не был щедр на слова, но ему не требовалось уточнять, о чём он спрашивает.
Юный Аксель рос вместе с богом Ремёсел, а потому понимал его лучше остальных.
– Мои планы не менялись с тех пор, как Амария вырвала моё сердце.
– Вернёшь девчонку?
Аксель ждал этого вопроса, но ответить на него не мог. Злость на Фьори, за то, что она совершила, граничила с безумием, которое он испытывал от того, что она хранила его сердце. Она подобралась к нему ближе всех, намереваясь убить, поставив жажду мести выше всего. Вот только осуждать её за это он не мог, поскольку сам делал тоже самое.
Желание отомстить богам, которые не верили в него, закрывались и строили заговоры за его спиной, превосходило всё остальное. Он желал убить Амарию и Эйтру. Первую за то, что посмела возвысить себя над ним, а вторую за то, что бросила его.
Теперь к этому списку добавилась ещё и Хекат… за то, что осмелилась забрать его дитя. Никто не смел забирать то, что принадлежало ему. Никто и никогда.
И всё же, возвращаясь мыслями к Фьори, бог Войны не мог понять, на каком она месте в списке тех, кого он убьёт.
– Две сотни мечей готовы, – не дождавшись ответа, Громор кивнул в сторону кузни и вновь скрылся в глубине пещеры.
Аксель тряхнул головой, выгоняя все ненужные мысли.
– Здравствуй, племянник. – Майнос любил внезапное появление, и в этот раз вознамерился подкрасться мягкой поступью прямо за спину Войны.
Обман знал, что не следует заставать Акселя врасплох, но надеялся, что тот успел остыть после стычки во дворце. Тем более, он пришёл с хорошими новостями, которые наверняка обрадуют Войну.
Только когда его горло оказалось сдавлено в тиски, а сам он прижат к острым стенам пещеры, в голове скользнула мысль, что нужно было подождать прежде, чем соваться в логово дикого зверя.
– Чем обязан? – наслаждаясь тем, как вздуваются вены на шее божества, спросил Аксель.
Бога нельзя убить так просто, но как же приятно наблюдать за тем, как наливаются кровью глаза, как хрип вырывается из горла, как страх застилает рассудок. Смерть для существа с вечною жизнью совершенно не исключает страданий и боли, которую можно испытать.
Война догадывался за что он так разозлился на Майноса. Во дворце, по приказу Килиан, он швырнул свой клинок во Фьори. Исполняя чужой приказ, этот скользкий червяк пытался убить то, что принадлежало ему. Принадлежало даже после всего того, что она сотворила.