У татар с нефтью давняя дружба, связана она отчасти с тем, что территориально Татарстан целиком находится на крупнейшем в России месторождении с названием Ромашкинское; добыча там в промышленном масштабе началась в далёком, 1947 году, сразу после войны. Естественно, туда шли работать местные жители, и на этой почве выросли целые нефтяные диаспоры, где деды, отцы и сыновья работали и продолжают работать в этой отрасли. В дальнейшем, с продвижением добычи нефти на Север, они переселялись следом, обосновываясь на новых местах. Так что ничего удивительного, что в руководстве нефтянки много татар, многие из которых доросли до уровня московских офисов. Поэтому жену Энгелю искать долго не пришлось, она оказалась любимой дочуркой одного из топливных менеджеров Лукойла. Закономерно, что после выхода в неполных сорок лет полковника МВД Энгеля Ленаровича на пенсию он отправился трудиться в Лукойл. После пяти-шести историй о том, как было замечательно общаться с потерявшими документы пассажирками, пока в отделении вокзала линейной милиции не повесили камеры, Реваль понял, что пить этому человеку в обществе не следует, а ещё лучше – не пить вовсе. Уже на второй бутылке Реваля начало беспокоить поведение и внешний вид его визави; полковник на глазах становился невменяемым. Единственный сын, привыкший с детских лет к потаканиям, никогда ни в чём не получавший отказа, давно перестал считаться с чьим-либо мнением, кроме своего, и не уважал собеседников. Он уже понимал, кто сидит перед ним, и вернулся к привычным барским замашкам. В итоге, наслушавшись выкриков типа «подай зажигалку» и «принеси минералку», Реваль решил, что пора отправляться восвояси, пока при памяти, подобру-поздорову. Сославшись на то, что ему завтра в шесть утра на работу, Реваль встал из-за стола и направился к выходу, но тут Энгель Ленарович в бешенстве начал орать: «Куда собрался? Ещё полы здесь помоешь!» – и харкнул на пол, уже окончательно не контролируя себя и вообразив, что находится на своем любимом Казанском вокзале в своём кабинете, а перед ним – вокзальный бродяга. Всё ещё соблюдая субординацию и надеясь закончить вечер без эксцессов, Реваль молча двинулся к выходу, к тамбуру. Тут Энгель резво подскочил со стула, схватил его за капюшон сзади с намерением опрокинуть его на спину, чтобы удобнее топтать ногами. Провернувшись в толстовке, в которую был одет, Реваль ладонью снизу вверх толкнул экс-полковника в подбородок, и тут этот здоровенный детина, на голову выше Реваля, с размаху валится на пол так, что закачался вагон. Именно в этот момент подскочила «личка», сидевшая всё это время в соседнем отсеке вагона. Остаток ночи он просидел в наручниках в сушилке, куда его заперли телохранители Энгеля. Утром его загрузили в вертолёт, не дав даже забрать телефон и личные вещи, и Реваль конкретно загрустил, понимая, что для бывшего полковника МВД упаковать человека на нары – раз плюнуть. Но всё получилось проще и безрадостнее: его уволили без зарплаты и предупредили, что он отныне внесён в чёрный список неблагонадёжных работников, в который попадали наркоманы, воры оборудования и прочие «добропорядочные», что означало для Реваля, что он никогда на территории Российской Федерации ни в одну фирму нефтяной отрасли устроиться легально не сможет. На железнодорожном вокзале города Сургута он подошёл к кучке вахтовиков, ожидавших поезда, и объяснил ситуацию, мол, остался на подсосе, нет телефона и денег добраться до дома. Народ в Сибири – это вам не подмосковный люд, здесь человеку в беде ещё могут помочь. Мужики скинулись, и Реваль купил билет до станции Агрыз. Дорога домой была безрадостной: лежа на голом матрасе, так как денег на бельё не хватило, слушая стук колёс и бурчание в пустом желудке, Реваль анализировал перспективы. Годы усилий пошли прахом: по профессии он работать не мог, а сидеть с женщинами в бухгалтерии он был патологически не способен. Ещё на практике для себя твёрдо уяснив, оставался только тяжёлый, неквалифицированный труд. Получалось, что такой исход был предопределён свыше: роковое совпадение являлось логичным продолжением мытарств, доставшихся ему в наследство от бедной семьи таких же неудачливых людей.