Вечером мы сидели за самоваром. Над столом висела лампа с оранжевым атласным абажуром. Много лет спустя, оказавшись в Нью-Йорке, я зашла в русский ресторан под названием «Самовар» и была поражена – там висели точно такие же оранжевые абажуры, как в моём детстве.
Взрослые, как обычно, играли в карты. Я сидела на руках у отца, все лузгали семечки – отец где-то достал целый мешок. Он был ветеринаром, и поскольку в селе многие держали скот, у него всегда был дополнительный заработок. Он был востребован, а у нас – достаток.
Отец был высоким, красивым, здоровым, очень общительным и доброжелательным человеком. Он вырос в большой семье. Его родители поженились ещё до Первой мировой. Мой дед, отец моего отца, провёл восемь лет в австрийском плену. Там его приютила богатая австрийка, взяла в работники – он был статен, хорош собой и, видимо, ей приглянулся. Она научила его читать и писать по-немецки, и у них даже родился сын. Но когда был заключён мир, дед ушёл пешком к своей украинской жене с польскими корнями – бабушке Христе, которая жила под Оренбургом в большом селе.
Его мать Оксана переехала туда с четырьмя взрослыми сыновьями с Украины во время Столыпинских реформ. Там действительно были небывалые урожаи и изобилие. Даже в сталинские времена, после выполнения плана заготовок, в их колхозе зерно сгружали к каждому двору – все амбары были переполнены. Колхозная пасека давала по сорок килограммов мёда на каждого. Даже в войну они не голодали. А дядя отца, Сергей, будучи председателем колхоза, однажды купил для фронта самолёт.
Муж Оксаны был извозчиком в Киеве. Однажды он простудился, заболел и умер, оставив её с четырьмя сыновьями-погодками. Старшему, моему деду Лаврентию, было всего двенадцать. Оксана отдала его на заработки к шахтёрам – он был их помощником. Все её сыновья были высокие, статные, крепкого сложения. Дед рассказывал, как в шахтах работали лошади, тянувшие вагонетки с углём. Их спускали под землю на всю жизнь, и они больше никогда не видели белого света. Но, несмотря на это, лошади не просто выполняли тяжёлую работу – они проявляли инициативу. Если вагонетка сходила с рельсов, лошадь подходила и грудью поднимала её, словно понимая, что нужно сделать
Младенческий опыт – на всю жизнь
Когда мне было больше года, я помню, как брат, на два года старше, стоял у окна и объяснял мне, что идёт снег. Я тянулась, чтобы лучше разглядеть падающие хлопья.