Когда семья стала со мной общаться, я отметила, какие они все красивые. Я любила разглядывать их лица и любоваться ими. Иногда к родителям приезжали гости – молодые специалисты, с которыми они дружили. Включали патефон, устраивали танцы. Меня брали на руки и кружили по комнате, что всегда меня веселило.
Отец обожал песню «Я люблю тебя, жизнь» – пел её снова и снова. А ещё ему нравился полонез Огинского – может, это тянулось от польских корней его матери. Моим любимым композитором позже стал Шопен……
История моего рождения и год одиночества сделали меня чрезмерно чувствительной. Я часто влюблялась в красивые лица и многое прощала, даже когда со мной поступали несправедливо или жестоко.
Помню, как однажды я подала милостыню нищему в Нью-Йорке, и он сказал мне: – You are so open and so friendly. I bless you.
А знакомый в Нью-Йорке как-то сказал: – You are very sensitive.
Потом повторил с жаром: – You are the most sensitive woman in the world.
Я действительно очень привязчива. Мне сложно разорвать связь с человеком, даже если он предал меня. В этом я, наверное, похожа на героев Мольера.
Ещё я очень экспрессивна. Когда у меня был конфликт с одним преподавателем в университете, меня вызвал зам ректора – бывший декан психологического факультета, позже министр просвещения РСФСР. Я объяснила ситуацию, свою правоту, и он сказал: – Вы очень экспрессивна. А тот, кто может защитить себя, может защитить и других.
Но вот как защитить себя от любви – он так и не объяснил…
Бабушка часто повторяла: – Что на роду написано, того не миновать.
Она была фаталисткой и верила в судьбу.
Помню, как однажды брат не пошёл в садик, и меня привезли туда вместо него. Мне там очень понравилось – воспитательницы были совсем юные девушки, нежные и внимательные. Но больше меня туда не брали.
Со временем меня стали сажать обедать с семьёй. Обычно это был чугунок с картошкой и треской. Все ели быстро, а я только сидела и смотрела. Рыба была с костями, мне было трудно разобраться без взрослой помощи, да и она казалась слишком солёной.
Но у нас была корова, и я пила вдоволь молока – оно стало моим любимым продуктом на всю жизнь. Корова была своенравной: лягалась, и если её не привязать, могла выбить подойник. Может, она чувствовала, что её скоро передадут в другие руки – ведь животные тоже привязываются к людям, жаждут постоянства и не любят, когда их бросают…