По другую сторону от проезжей части бежала женщина. Босая и сырая с головы до ног, она неуклюже бежала по тротуару, стараясь ступать точно так, чтобы не попасть в лужу. В руках у нее были туфли и еще какие-то шмотки, которые она закинула себе на спину. Я остановился и стал наблюдать, с неловкостью поглядывая на рукоятку своего зонтика. Очевидно, мне повезло немного больше, чем ей, но она же нисколько не возмущалась, только вскрикивала и смеялась, когда потоки сточной воды с крыш обрушивались ей за шиворот. Она проводила рукой по лицу и волосам, неизменно отряхивалась, как собака, и продолжала бежать трусцой, спотыкаясь на каждом шагу. Волосы, я предположил, огненно-рыжие, свисали по мокрой белой рубашке, вмиг превратившейся в тряпку.
Я так и стоял, не зная, чем именно это зрелище меня зацепило, но я не мог найти в себе хоть сколько-нибудь душевных сил отвернуться и пойти туда, куда с самого начала собирался пойти. В конце концов, многие проходящие мимо люди нашли бы такое пристальное наблюдение чем-то неуместным и даже постыдным, но вокруг не было ни души. Ни одного порядочного любителя конопли, который бы со мной поздоровался. Только я и та незнакомка. Да и та, казалось, даже не замечала меня, стоящего под кленом, в тонкой ветровке и с зонтиком цвета хаки. Она была занята своим бегством от дождя, которое могло закончится крышей или зонтиком какого-то проходимца вроде меня. Но ее бы это уже не спасло.
Женщина добежала до середины тротуара, примерно там же, где стоял и я, только через дорогу, где прямо сейчас проехали две машины, чуть не окатив ее с головы до ног. Я знал, что она собирается перебежать дорогу, и с замиранием сердца следил за ее фигурой, собираясь, как и прежде, оставаться молчаливым наблюдателем, которого та женщина могла запросто принять за дерево. Оглянувшись в обе стороны, она трусцой побежала по мостовой, размахивая своими туфлями. Я следил. Вот она суетливо прячет лицо в сгибе локтя, убирая с глаз воду и налипшие на лицо пряди. Вот бдительно посматривает по сторонам, а потом ее взгляд вдруг падает на меня, и мы сталкиваемся глазами, вздрагивая, как подстреленные.
Я был безнадежен. Ее глаза вдруг удивленно округлились и брови поднялись домиком. Следом на лице появилась улыбка, от которой вокруг рта и глаз расползлись морщинки, где помельче, где покрупнее. Они были словно рябь на воде. Это выдало в ней женщину, что теперь была куда ближе к старости, чем к молодости. Я был точно таким же. Стиснув челюсти, я крепче взялся за ручку зонта и твердо зашагал вдоль по улице. Я хотел забыть обо всем. Забыть, что рассматривал ее и был пойман. Почему-то я посчитал, что она внутренне надо мной насмехалась.