Ты падаешь на колени, и земля под тобой холодная, липкая, пропитанная запахом гнили и твоих собственных слёз. Ты сжимаешься в комок, как раненый зверь, и чувствуешь, как каждая клетка твоего тела вопит от ужаса. Всё кончено. Работа – пепел, что унесло ветром, когда начальник сказал: «Ты больше не нужна». Друзья – тени, что растворились, когда ты перестала быть удобной, весёлой, сильной. Твоё тело – предатель, что сдаётся с каждым вдохом, с каждым ударом сердца, что становится всё слабее. Ты пытаешься встать, но ноги – чужие, слабые, подгибаются, как у куклы, у которой перерезали нитки. Ты падаешь снова, лицом в эту грязь, и слёзы текут сами, смешиваясь с землёй, оставляя на щеках грязные полосы.
Ты вспоминаешь, как всё началось. Тот день, когда телефон зазвонил, и голос врача, холодный, как лёд, сказал: «Нам нужно поговорить». Ты стояла, прижав трубку к уху, а мир вокруг рушился, как карточный домик, и ты не могла ничего сделать, только слушать, как он говорит о том, что твоё тело больше не твоё, что оно решило сдаться. Или тот вечер, когда ты вернулась домой, а его вещей уже не было – только пустые вешалки в шкафу и записка: «Прости, так лучше». Ты сидела на полу, обнимая себя руками, и пыталась понять, как человек, которого ты любила больше жизни, мог просто уйти, оставив тебя одну с этой тишиной, что звенела в ушах громче любого крика. Или утро, когда ты открыла глаза и поняла, что больше не хочешь их открывать, что каждый новый день – это просто ещё одна пытка, которую ты не можешь вынести.
Ты ползёшь вперёд, цепляясь за воздух, за пустоту, за что угодно, что даст хоть секунду облегчения. Но облегчения нет. Есть только этот холод, что проникает в твои кости, этот ветер, что воет в пустоте, и твоё тело, что отказывается слушаться. Ты падаешь на спину, раскинув руки, и смотришь в эту чёрную бесконечность над тобой. Твоя грудь сжимается, дыхание рвётся на куски, и ты шепчешь: «Я больше не могу». Это не ложь. Ты не можешь. Всё, что ты знала о себе, умерло здесь, в этой грязи, под этими обломками. Ты не та, кто смеялся на закате, не та, кто строил планы, не та, кто верил в завтра. Ты – это боль, и боль – это ты.
Ты кричишь ещё раз – не словами, а стоном, низким, животным, что вырывается из глубины твоей груди. Но тьма глушит его, проглатывает, оставляет тебя задыхаться в собственной агонии. Ты вспоминаешь лица – матери, что смотрела на тебя с тревогой, но ты отмахнулась: «Всё нормально». Друга, что звонил, пока ты не перестала отвечать. Любимого, что обещал вечность, но исчез, как дым на ветру. Они все ушли – или ты их прогнала, сама не зная зачем. Теперь ты одна, и эта мысль бьёт тебя, как кулак в живот, выбивает остатки воздуха из лёгких. Ты закрываешь глаза, и слёзы текут сильнее – не от грусти, а от изнеможения.