Все шло своим чередом. Собравшиеся почтили добрую память усопшего и выказали должное уважение сытной и вкусной трапезе. Звучали витиеватые тосты, полные воспоминаний о долгой и яркой жизни дедушки. Лились слезы, слышался женский плач.
Вечерело. Небо постепенно усеялось яркими точечками перемигивающихся звезд, а горизонт очертили четкие черные росчерки гор. Потянуло прохладой, зажглись костры. Глубокие морщинистые лица стариков подсветились теплом живого пляшущего пламени, а их ладони, тянущиеся к огню, становились еще теплее. Пламя отражалось в глубоких темных глазах, полных горести от потери и радости от наслаждения видом бегающих стаек внуков.
Зазвучала зурна, зарокотал и рассыпался звонкими трелями дхол. Заплясали люди, в такт им плясали тени и пламя костров. Хлопали ладоши, трещали поленья, щедро рассыпая искры в усыпанное звездами ночное небо. Хорошим человеком был дедушка Вазген.
Утро выдалось хмурым. Накрапывал дождик, низко плыли облака. Обильно выпитые вчера вино и коньяк давали о себе знать. Взрослые бурчали и были раздражительными, поэтому Арсен решил, что сходить к господину Вагаршаку будет хорошей идеей и предлогом отлучиться со стоянки.
Арсен влез в вартик и натянул свой лучший архалук (он же был и единственным) и, стараясь не особо попадаться на глаза взрослым, пошел со стоянки в город.
Шатры боша стояли на окраине квартала Конд. И этот пустырь боша занимали уже много веков. Так много, что местные старики и не помнят. Армяне, жившие в Конде, дружили с боша. Бедняк к бедняку тянется.
Имение господина Вагаршака располагалось, разумеется, не в Конде. И дорога к нему пролегала по весьма состоятельным кварталам. Арсен постоянно ловил на себе взгляды удивления, а иногда и пренебрежения. Оно и понятно – одежда в дырах, босые ноги, растрепанные и никогда не знавшие гребня кудри. А смуглая кожа мгновенно выдавала, что он боша. Не то чтобы в Эривани к какому-то народу относились хуже, чем к другому, но боша – это всегда бедняки. А зачем бедняку появляться у домов богачей? Неспроста, подозрительно. Вот и сторонились его прохожие, закрывались калитки, захлопывались окна. Но Арсен к этому привык, как и любой боша.
Прохожих становилось все меньше, исчезли ишаки и запряженные волами арбы с громадными колесами. Если кто и проезжал мимо, то в запряженном лошадьми экипаже. Вот расстояние между домов стало совсем большим, а аккуратные заборы ограждали почти что парки, в глубине которых с трудом виднелся дом владельца. У одного из таких заборов он остановился.