Так что в десять вечера в среду, 7 февраля 2001 года, я обмывала тело матери и жалела, что не могу включить «Звездный путь». Я заглядывала в лица других женщин и понимала, что никогда не смогу объяснить, почему хочу включить телевизор. Почему хочу еще раз посидеть с мамой в тот момент, когда начальные титры освещают огнями сверхновых звезд и варп-двигателей наши лица. Почему мне в этот момент особенно необходимо знать, что некоторые вещи остаются неизменными. Почему я жажду другого понимания времени. Я никогда не смогла бы объяснить, что все мы – и я, и моя мать, и капитан Джейнвэй, и «Вояджер» – были вместе много лет в этом возвращении домой, которое, как мы знали, может продлиться всю жизнь.
Десять дней спустя мне исполнилось двенадцать.
Я проснулась в доме, где царствовала тишина, и, как все предыдущие десять раз по утрам, засомневалась, не привиделось ли мне это все. Может, если я открою дверь и дойду по застланному серым ковролином коридору до соседней комнаты, то увижу ее, лежащую там, с капающими капельницами, с гудящими механизмами, с дыханием, шевелящим воздух вокруг нее, спящей. В то утро, как и все последние десять утр, я лежала в постели, пока сомнения не исчезли. Это реальность. Это останется реальностью до конца моей жизни. Это будет реальностью и после того, как я умру.
Я выпростала из постели голые ноги. На мне была одна из ночных рубашек, которые сшила для меня мама. Каждое лето она шила по три рубашки: две с длинным рукавом, одну с коротким – две хлопковые, одну фланелевую. Каждый год делала их на размер больше, тщательно выкраивая передние карманы так, чтобы те идеально попадали в узор. Эта рубашка была мне мала, поскольку последние два года мама недостаточно хорошо видела, чтобы шить, и не могла сидеть, чтобы пользоваться машинкой. Проймы врезались в подмышки.
Мы с мамой родились в один день, и в любой другой год я пробежала бы по коридору и забралась бы к ней в постель. Отец принес бы нам горячий шоколад или букет цветов и назвал нас «новорожденными». Мать тискала бы меня и говорила, как каждый год: «Ты – лучший подарок на день рождения за всю мою жизнь». Вместо этого я осталась в своей спальне, старательно оттягивая момент, когда придется открыть дверь и обнаружить, что ее нет.
Месяцами картонный сундучок стоял на полу спальни, и я старалась не обращать на него внимания. В те месяцы он символизировал будущее, которое, я надеялась, никогда не наступит. Теперь же я медленно слезла с кровати и опустилась перед ним на колени. По одной открыла защелки, продлевая мгновение. Первым, что я увидела, откинув крышку, был большой черный альбом для рисования на спирали с двумя красными грушами на обложке. Дыхание участилось, когда я вынула его и открыла на первой странице.