Рух проснулся ровно в 09:00. Живой. Пока что. Телефон мигнул: «Кронунг через 72 часа». Он кивнул. Что-то в этом казалось странно знакомым. Будто он уже когда-то видел этот экран. Читал это сообщение. Думал эти мысли. Но почему?
Дежавю.
Тело болело. Будто оно уже знало, что скоро сдастся.
Вода была горячей. Пара хватит. Завтрак тоже должен быть простым: кофе, тост, уведомление о смерти. Классический утренний набор.
На балконе курила соседка. Она вздрогнула, увидев Руха.
Он всегда появлялся бесшумно, будто материализовался из воздуха. Никогда не дышал громко, не двигал стулом – словно всю жизнь тренировался растворяться в пространстве.
– Ну что, какие планы? – спросила она.
– Размышляю, – ответил он.
– Главное, не раздумывай слишком долго, – усмехнулась она.
Он пошёл на работу.
В офисе было тихо. Никто не спрашивал, как дела. Все знали, что дела у него временные. Всё шло по сценарию. Но чей это сценарий?
На обеде он заказал самый дорогой стейк в меню. К его столу без лишних слов сел Дрибух.
– Мне пришло, – сказал он.
Рух поднял глаза. Секунду не понимал, но потом кивнул.
– Мне тоже. В отеле, через три дня.
Они сравнили сообщения. Идентичные. Один отель. Одно время. Это не совпадение. Такие уведомления получают только двое.
Рух усмехнулся:
– Ну, по крайней мере, не будем умирать в одиночестве.
– Ошибка, – Дрибух покачал головой. – Мы оба не выйдем. Один останется.
Всегда входят двое. Выходит один. Всегда выходящий не помнит ничего, что было внутри. Всегда внутри остается безжизненное тело второго.
Они ели молча. Рух посматривал на Дрибуха, оценивая, как странно распределён вес тела, будто архитектор, недовольный чужим чертежом. Колени у него странные. Словно чужие, прикрученные на место в последнюю минуту.
Рух резал еду слишком аккуратно. Кусочки всегда одинакового размера, как будто готовился к чему-то большему. Потом Дрибух отложил приборы.
– Логично, если бы остался я.
Рух ухмыльнулся.
– О, давай. Убедишь меня?
– Мне 77 лет. А чем дольше живёшь, тем больше не хочешь умирать. У меня есть внуки. Семья. Я нужен им.
Рух медленно разрезал мясо: