Этаж, на котором находился кабинет дежурного врача для неотложной скорой помощи, был похож на вековые заброшенные улии пустотных пчел, изымавших из эфира пустоту и наполнявших ею свои полые соты. Мимо Брутто пыталось пронырнуть хтоническое существо исполинских размеров, состоящее будто из желе. Она не смотрела на него и явно старалась пройти мимо в другой плоскости, желанно посматривая на потолок и стены. На его вопрос она бросила фразу, будто одну букву: «Онналекции», и тут же умчались, нелепо перебирая маленькими и слабыми ножками, на которых громоздился гигантский мясной шарик, неряшливо стянутый кожей.
Больничный воздух можно было практически взять и вручную разделить на составляющие: вот облако лекарств, антибиотиков, йода и спирта, запах марли, сквозь который прорывалась гнилая кровь, металлический привкус которой Брутто чувствовал в самой глотке.
Внутренний жар и телесная ломка истязали Брутто, словно он сидел на стуле ведьмы, а милый Лемпертич подбрасывал дровишек, напевая «Ah, du lieber Augustin». Брутто с радостью отдал бы себя Морфею, как весь серебряный век, но в таком состоянии он мог только отдать Богу богово. За Брутто обосновалась приличная очередь. Такие места, как парад сумасшедших – экстравертов. Время от времени разговоры с посторонними забавляют, но когда болезнь берет свое, раздражает даже сам факт своего существования; существование другого раздражает еще больше: «Cogitas, molestus es».
Одна из женщин, стоявшая в очереди, без умолку рассказывала про всю свою жизнь. Её история была противоречивым и искажённым решетом, антиномия на антиномии. Вслушиваясь в безумные речи, складывалось впечатление, что она перепутала двери: как раз через два квартала стоял дорогой ресторан под названием «Небылица», в котором нимфы и сатиры пели про волшебное будущее, прекрасное настоящее и великое прошлое. Отравленные слова её доносились до ушей Брутто сквозь вязкую дремоту и приглушённую музыку из наушников. На протяжении своих монологов, по неясной причине, её взгляд постоянно задерживался на нём:
– Я жила в Швеции, но меня оттуда выгнали, и вот я пишу роман, чтобы получить Нобелевскую премию и вернуться обратно. Я выписываю ошибки журналистов из телевизора, и скоро наберу материал, и мне дадут визу. Вообще я врач, знаете, если что, лучше ко мне, чем сюда. Вот моя визитка, и не смотрите, что там написано, что я ветеринар – никакой разницы, говорю я вам, ноги и руки у всех одинаковы! Ахах!