– С ним гуляет Патима.
– Он тоже уже проснулся? А Расул… О, нет! – воспоминания обожгли ее жаром, вмиг вернули в безрадостную реальность; она бросила взволнованный взгляд на соседнюю постель, схватила мать за руку, но ничего не успела спросить – ком подкатил к горлу и вырвался наружу громким рыданием.
Айша испугалась, обняла дочь, стараясь успокоить:
– Нет, родная моя…
– О, мой сын! – рыдала Патимат, отгоняя страшную мысль.
– Идем, – произнесла та настойчиво, помогла ей подняться и потянула за руку к выходу из дома.
– Мама, я не могу! – замотала головой та, пытаясь вырваться. – Я не вынесу этого!..
– Идем же, глупая! – понизила голос мать и требовательно сжала в ладони ее пальцы.
С минуту молодая женщина, ошеломленная увиденным, смотрела – и не верила глазам: на диванчике сидела баба Наташа и с ложечки кормила молоком Расула – живого и здорового! Малыш, еще бледный и не окрепший после болезни, оживился при виде матери – заулыбался, потянулся к ней ручонками.
Патимат, не помня себя от радости, бросилась на колени перед исцелительницей, прижалась к сыну, осыпая его поцелуями со словами:
– Раббана ва ляка-ль-хамду миль'у-с-самавати ва миль'у-ль-арди ва миль'у ма байнахума ва миль'у ма ши'та мин шай'ин ба'ду! («Господь наш! Хвала Тебе, полная Небес, Земли, пространства между ними и всего остального, чего Ты пожелаешь!» – араб.)
Старуха тоже прослезилась, до глубины души растроганная проявлением материнских чувств. Поистине, в мире не существует ничего святее и трогательнее любви матери! Она неподражаема своей первобытностью, эгоистична, но всегда бескорыстна и благородна. Материнская любовь не ведает границ, не измерима временем; у нее нет веры, нет национальности…
Уже уходя, у калитки, старая врачевательница порекомендовала счастливой матери добавлять в молоко снадобье из принесенной ею банки с красным настоем и поить малыша еще две-три недели.
– А потом нехай ест, что хочет, – ничегошеньки с ним опосля не случится, – добавила уверенно и весело подмигнула Расулу, сидящему на руках у матери.
– Спасибо вам, – с благодарностью произнесла Патимат, прижимаясь щекой к голове ребенка, – вы спасли моего сына.
Баба Наташа с улыбкой коснулась ее руки:
– Нет, девонька, его спасла твоя любовь!