В итоге это приводит к тому, что часть традиционалистов, изучая одни работы по этнографии, считают своих предков целомудренными и высокоморальными, а другая часть, изучая другие труды по этнографии, – развратными и склонными к групповым оргиям. При этом никакой золотой середины между этими крайними позициями не наблюдается. Тема того, как строились отношения между парнями и девушками до свадьбы, остаётся тайной для широких масс, и эта загадка побудила меня поискать ответы в самой этнографической литературе.
«Русский фольклор, как и фольклор других народов, невозможно представить без пласта текстов эротического и обеденного (непристойного) содержания. О важности этой сферы народного творчества свидетельствуют многочисленные издания эротического фольклора и посвящённые ему научные исследования в странах Европы и в США. К сожалению, в России ситуация обстояла менее благополучным образом. Жёсткие запреты на публикацию многих произведений народного творчества накладывались в XIX веке церковной цензурой, а в XX веке – цензурой коммунистической. Целые пласты фольклора, да и народной жизни в целом, оказались как бы вычеркнутыми из действительности, как были вычеркнуты и духовные стихи, заговоры, проблема народной религиозности и многое другое».1
Современный российский фольклорист, литературовед и этнограф Андрей Львович Топорков, в частности, утверждает, что «невозможность публикации фольклорной эротики объяснялась прежде всего цензурными запретами. Однако помимо внешней цензуры существовала и цензура внутренняя». Как отмечал известный собиратель фольклора П. В. Шейн, «кроме правительственной цензуры, достаточно строгой, в среде русского общества… Существовала ещё более строгая, более щепетильная цензура нравов и поступков со стороны влиятельнейших его представителей и законодателей. Этой цензуре все безусловно и безапелляционно покорялись». «Нежелание деревенских исполнителей раскрывать перед заезжим горожанином потайные пласты фольклора помножалось на нежелание самих фольклористов фиксировать всякую «похабщину», теряя время, которое можно было использовать на запись серьёзных произведений, таких как былины, сказки, необрядовые песни. А практически полная невозможность публикации этих материалов и вовсе обессмысливала их собирание».