Дальше белые ночи слились с серыми петербургскими днями, кто-то приходил, уходил, появлялись незнакомые лица и праздник продолжался и продолжался какой-то однообразной каруселью.
Макара наконец сморило. И вот опять все тот же сон, что повторялся с регулярной настойчивостью, полностью расшатав его нервы. Он видел свои дрожащие пальцы, которым никак не удавалось вдеть запонку в узкую петлю на рукаве накрахмаленной белой рубашки. Запонка ухмыляется золотым завитком на черном агатовом фоне и подмигивает крупным бриллиантовым глазком. Потом она выскальзывает на пол и закатывается под стол на тяжелых резных дубовых ножках. Макар наклоняется, потом встает на колени и протягивает руку за запонкой, … и тут он видит на руке кровь и лужу крови под столом. А дальше все плывет и кружится, теряет четкие очертания, белые пряди длинных волос в крови на полу, разводы крови, расползающиеся по тонкому хлопку рубашки, и – все. На этом сон всегда обрывается.
А сейчас он усиленно пытался вспомнить события, которые привели этого рыжебородого бомжа в его святая-святых – отдельное жилище. Почти ничего не вспоминалось, кроме начала празднества. Он не понимал, зачем так много пил, что потерял счет дням. Это было позавчера или третьего дня? Он не знал. Помнил, что сначала он был рад компании, с удовольствием окунулся в давно забытое общение с людьми, но постепенно на него накатила пустота, разочарование и желание уйти и остаться одному. Но не было сил двигаться, и он провалился в сон. В один момент, сквозь сон, он почувствовал как Елена заботливо укрыла его каким-то старым пуховиком, пахнущим то ли табаком, то ли дымом костра. Потом он просыпался и спорил с Философом, ожесточенно спорил, но совершенно не помнил о чем. А когда, уже почти во сне, нашел нужные аргументы, Философа уже не было рядом и Макар снова заснул.
Как же они вдвоем оказались в его обжитой заброшке?
– А ты не помнишь? Это ты сам меня сюда позвал, когда спиртное закончилось и все легли спать, а мы еще посидели тут у тебя, – развеял его сомнения рыжебородый.
К радости Макара рыжебородый засобирался уходить, рассеянно и не спеша озираясь вокруг, или он боялся что-нибудь забыть или просто пытался сосредоточиться, и потом сгреб свою куртку в охапку, помахал Макару и, неуверенно стал спускаться по лестнице, держась за стену.