Две полевых кухни в одном селе – это уже что-то, кухни наводили на кое-какие мысли. В Остатних Грошах стояла воинская часть.
– По коням! – скомандовал сотник.
Казаки поспешно позабирались на лошадей.
– Ну что, братцы, есть желание посмотреть, кто в этой деревне живет?
– Как скажете, ваше благородие, так и будет.
– Как скажу… – Семенов хрипловато засмеялся, лицо его сделалось хищным, – так и скажу. За мной!
Он первым вынесся из леска и наметом пошел по проселку в сторону деревни. На скаку – это движение стало у него уже привычным, рукоять клинка словно бы сама припечатывалась к ладони, к пальцам, – вытянул шашку из ножен.
В деревню они ворвались вихрем. Сотник гигикнул, боевой клич этот подхватили казаки – тоже загигикали, заулюлюкали, засвистели, лошади-забайкалки заплевались пеной, захрипели злобно.
На улицу вывалилось несколько немцев в егерской форме – егерей, похоже, здесь было не менее батальона, – один из них пальнул в сотника из винтовки, но промахнулся, пуля просвистела у Семенова над самой папахой, подпалив на ней несколько скруток шерсти; сотник, словно почувствовав горячий свинец, вовремя пригнулся – во второй раз солдат выстрелить не успел, Семенов рубанул его шашкой по шее, снеся голову, будто кочан капусты, и немец, выпустив из рук винтовку, завалился на спину… Второго егеря, слишком близко оказавшегося около всадника, Семенов проткнул острием шашки, словно штыком.
Несмотря на азарт атаки, от острого глаза Семенова не ускользнуло ничто – ни две штабные машины, стоявшие во дворе широкостенного, по-купечески вольно расположившегося на земле дома, ни одинокая гаубица, нашедшая себе место во дворе следующего дома, под прикрытием высоких, блестящих от влаги слив, ни повозка, в которой на треноге был установлен пулемет, ни грузовики, накрытые брезентом.
Все это Семенов засекал на скаку, увиденное прочно отпечатывалось у него в мозгу.
Кто-то из казаков, скакавших сзади, бросил в машины гранату. Раздался взрыв. Следом грохнул еще один взрыв.
Сотник метнулся на коне в сторону, перемахнул через низкую плетеную изгородь и бросил гранату в повозку, на которой стоял тупорылый, с блестящим язычком дула, высовывавшимся из кожуха, пулемет.
Взрыв расколол воздух, когда Семенов был уже далеко, под осколки попал один из немцев, сотник лишь услышал далекий, словно принесшийся из преисподней вскрик…