Через огород, от крайней хатки, шла к Мотре стройная босоногая девчонка с длинной, до пят, косой.
– Идите к нам, поедите немного…
– Ой, спасибо, Софья, спасибо, – заметалась Мотря, замахала руками. – Не надо ничего! Ничего не нужно! Что вы себе там надумали?
– Мать говорили – чтоб обязательно я вас привела…
– Нет, нет, доченька, спасибо… Я не могу! Василий приедет, а меня нет… никак не могу!
– Ну тогда возьмите вот… – Софийка передаёт Мотре что-то завёрнутое в чистое вышитое полотенце. – Тут вареники, с сыром… мы только что их сварили… Ещё горячие.
– Ой… деточка ты моя, – совсем растерялась Мотря, – зачем это? Спасибо вам… я постою здесь… ещё немного. А там уже – и Василь подъедет…
– А, может… всё же придёте к нам, а… тётя Мотря? Мама очень просили…
– Нет, нет, Софийочка! Если уж так, то я возьму одного… а остальное отнеси назад!
– Я ничего не возьму, тётя Мотря… мама ругаться будут! Ешьте на здоровье! Смачного вам…
Стройные ноги Софийки белеют уже на огороде.
– Только вечером чтоб были у нас! Скажи матери и отц-у-у… – кричит Мотря.
– Добре… скажу-у-у-у… – Русая головка Софийки уже скрылась за белеющим вдали вишнёвым садом. – Обов’язко-о-во-о-о…
Мотря погладила рукой тёплый свёрток, улыбнулась чему-то… Да так и не притронулась к еде. Задумалась…
* * *
– Яйко!.. Млако!.. Гебен мир, битте! Шнель!
Непрошеный гость жадно шарил глазами по ха- те, нетерпеливо подгоняя хозяйку отрывистыми ок- риками.
Заметалась испуганно Оксана, не зная, как отвести беду: в доме давно уже ничего из еды не было – всё выгребли полицаи. Перебивались с Мотрей как могли, в основном тем, что удалось вырастить летом на огороде.
– Шнелль… шнелль… яйко!.. млако!.. Шнеелль! – всё громче выкрикивал немец, размахивая руками. И вдруг белёсые глаза его округлились. – О-о… карбуз! Русиш карбуз! Дас ист зер гуд!
Немец схватил большой полосатый apбуз, который Оксана с большим трудом достала для неокрепших ещё после болезни Мотри и Василька, и закрутился по комнате, сладострастно прижимаясь к нему щекой и закатывая глаза. – Я-а, я-а… данке шён! Отшень карашо! Хо-хо-хо… тра-ля-ля… – Затем, напевая какой-то замысловатый, весёлый мотив и неуклюже выбрасывая перед собой длинные ноги, выскочил во двор. Там он уселся на широкий, грубо сколоченный табурет, что соорудила Оксанка для разных хозяйственных надобностей, достал большой складной нож с перламутровой ручкой, тщательно вытер лезвие о полу куртки и, издав какой-то странный, булькающий звук, принялся кромсать полевое лакомство.