Внезапный шум у входа заставил ее замереть. Шаги. Тяжелые, уверенные. Не зверя. Не духа. Человек. Инстинктивно она скользнула глубже в тень, становясь почти невидимой, частью игры света и мрака. Страх смешивался с запретным любопытством. Кто осмелился войти в лес в такую бурю?
Глава 2: Мир Эрена
Эрен стиснул зубы, когда очередной порыв ветра едва не сбил его с ног. Магический шторм – хуже любой битвы. Стихия, против которой меч бесполезен. Он был воином до мозга костей, капитаном королевского гарнизона, привыкшим к стали, крови и дисциплине. Но здесь, на границе Великого Леса, ощущалась иная сила – древняя, непостижимая и сейчас явно разгневанная.
Он возвращался из дозора, оставив позади стычку с разбойниками и гнетущее чувство незавершенности. Долг был его щитом, молчаливость – броней. Но под ними все еще кровоточила рана. Воспоминание о бледном лице, о данном и не сдержанном обещании, о провале, который стоил жизни. Эта память была его тенью, его проклятием. Он искал битв, опасностей, чтобы заглушить ее шепот, но она всегда возвращалась в минуты тишины. Или в такие вот моменты, когда сама природа, казалось, отражала бурю в его душе.
– Капитан, пещера! – крикнул сержант, указывая на темный провал в скале.
Спасение. Эрен скомандовал укрыть лошадей и спешиться. Сам же, обнажив меч наполовину – привычка умирает последней – шагнул в пещеру, готовый к любой опасности. Кроме той, что он там увидел.
Глава 3: Встреча в Пещере
В полумраке, куда едва проникали отсветы молний, он разглядел ее. Девушка? Нет, не человек. Слишком неземная, сотканная из мха, лунного света и самой сути леса. Босая, с волосами цвета влажной земли и глазами испуганной лани – огромными, зелеными, как лесные озера. Она замерла в тени, почти не дыша, но Эрен почувствовал ее присутствие – как тихое гудение силы, отличное от ярости шторма снаружи. Дух? Дриада из легенд?
Лира смотрела на вошедшего. Смертный. Воин. Его промокшая кожаная броня и потертый плащ говорили о долгих дорогах. Лицо – резкое, обветренное, с печатью усталости и чего-то еще… глубокой, застарелой скорби, которая эхом отзывалась в ее собственном предчувствии беды. Но в его серых, как грозовое небо, глазах не было той тупой жадности лесорубов. Была настороженность, удивление и та самая тень, которая необъяснимо притягивала ее взгляд.