Шестеро. Пятеро в центре. Один – чуть в стороне. Они не говорят. Даже лица – как будто поставлены в «режим ожидания».
В центре – чайник. Старый, будто из дедовской кухни. Покрыт копотью. Стоит прямо на земле. Не шипит, не булькает, только выпускает в воздух ровную, непрерывную струю пара. И этот пар – единственное, помимо тумана, что движется во всём мире.
На берёзе у входа в лес – трещина, похожая на открытую резанную рану. Из неё сочится сок. Или кровь. Неясно. В этом месте всё кажется чем-то другим.
Буря сидел на ящике от гранат и ел котлету руками – прямо из пакета. Пальцы в перчатках стали чёрными от жира, но он не замечал. Жевал не торопясь, как будто всё ещё верил, что успеет поесть до сигнала. Периодически клал пакет себе на колени, тер подбородок рукавом и смотрел куда-то вверх – в туман, как будто там должно было появиться расписание на день. Потом снова ел. Пара капель жира стекала по пластине броника блестящей дорожкой.
Пан вытащил блокнот. Вспышка синего неба, отражённого в его очках, была единственным чистым цветом в этом утре. Он писал быстро, почти нервно, прикусывая губу. Слов не слышно, но рука работала – как у человека, который боится забыть, что такое слово «жизнь».
БМВ ходил по кругу – три метра туда, три обратно. У него на голове был на шлем с намалёванным черным биткоином, который он носил словно античную корону. Мямлил себе под нос:
– …если умираешь с криптой в кармане – это считается за холодный кошелёк… да… стопроц…
На каждый поворот он делал паузу, глядел в лес, и только тогда – менял направление. Будто проверял, есть ли ещё земля под ногами.
Леший стоял, прислонившись к стволу дерева, и ел печенье «юбилейное». Он делал это так, как будто в этом был заключён ритуал жизни. Каждый кусочек откусывался строго по геометрии, а жевание шло в такт пульсу. Его винтовка – снайперка – лежала рядом, как домашнее животное, уставшее от тревоги.
Снег сидел на корточках и внимательно разливал чай. У него было лицо монаха и руки врача. Он лил кипяток в кружки, будто вливал последнюю дозу спокойствия в эту систему. Пар поднимался к лицу, касался ресниц. Он не моргал.
Всё происходящее – выглядело как сцена за секунду до снимка. Замороженное движение. Кто-то держал дыхание. Кто-то – мысли.
И в этой паузе времени все были на своих местах.