Я понуро опускаю голову.
– Я хотела, как лучше… – Мямлю неповоротливым языком.
– А получилось, как всегда! – Низко рычит брюнет и, приобняв меня за талию, притягивает к себе.
Я не успеваю удивиться такому повороту событий, потому что Глеб разворачивает нас к служителям закона и ослепительно скалится во все тридцать два.
– Здравия желаю, – первым здоровается с мужчинами в форме.
– Здравствуйте, здравствуйте. – Один из них оглядывает нас суровым, строгим взглядом, от которого я вся внутренне подбираюсь. И напрягаюсь.
Он мне совсем не нравится. Но ведь эти люди приехали сюда, чтобы нам помочь?
На вид полицейским около тридцати. Совсем молодые. Но их взгляд не сулит ничего хорошего. С каждой минутой мне всё сильнее становится не по себе, и я невольно прижимаюсь к боку Соколовского поближе.
Как там говорят? Свой тюремщик ближе к телу?
Я едва успеваю подавить нервный, ироничный смешок от собственных мыслей.
– Кто из вас звонил в полицию? – Задаёт вопрос тот, что постарше. Обращается он в основном к Глебу.
А вот второй скользит по мне таким же взглядом, каким недавно смотрел на меня главарь тех гопников. Нехорошим. Масляным.
– Я звонил. – Уверенно отвечает брюнет. – Перед тем, как ввязаться в вынужденную драку.
Я удивлённо кошусь на него, наверняка, выдавая нас с головой, но ничего не могу с собой поделать.
Глеб… покрывает меня? Что происходит с этим миром?
– То есть, вы добровольно признаёте, что были участником. – Не спрашивает, утверждает тот полицейский, что старше.
– Ой, да давай просто закроем их, пусть посидят в изоляторе. Вызов был? Был. Другие участники драки сбежали, не искать же. А отчёт писать надо… – Ухмыляется второй, всё не сводя с меня взгляда.
– Но как? – Вырывается у меня. Я совсем не понимаю, что происходит, почему нас хотят упечь за решётку? – За что? Мы ведь жертвы нападавших!
– Их это не волнует, Жемчужинка, – быстро шепчет мне на ухо Глеб. – Они поймали нас. Так что помолчи, пожалуйста.
Это неуместно, но… Моё сердце внезапно обмирает от того, как брюнет назвал меня.
Я поднимаю глаза на Соколовского и смотрю на него так, будто вижу впервые. Будто передо мной вовсе не мажор, что издевался надо мной столько лет, а кто-то другой. С этим Глебом не страшно. Не омерзительно от его теплых, согревающих объятий. От его руки, лежащей на моей талии под курткой.