, за которым последовало последнее засвидетельствованное проведение ярчайшего зрелища и символического действа Античности – Олимпийских игр (393 г.).
«Две силы, внутренне чуждые миру классической древности и в своем двуединстве составляющие формообразующий принцип “византинизма”, – императорская власть и христианская вера – возникают почти одновременно. Византийские авторы любили отмечать, что рождение Христа совпало с царствованием Августа», с характерной для него образностью подчеркивал С. С. Аверинцев, подтвердив это замечание, цитатой поэтессы Кассии [6]. В отношении IV в. (особенно его первой половины) можно сказать, что именно в эту эпоху каждая из указанных «двух сил» и получает свое четко оформленное завершение. Императорская власть, пережившая столь яростное сопротивление на исходе республики при Юлии Цезаре и довольно «экзотическое», гибридное оформление при современнике Христа Августе, окончательно выкристаллизовалась на исходе III и в первые годы IV в. при Диоклетиане, когда фактически переходная от республики к империи форма принципата преобразуется в классический доминат, под знаком которого проходит «продлившаяся на тысячелетие история Византии» [7]: princeps, то есть primus inter pares («первый среди равных»), становится dominus «господин, государь» (с его соответствием «Господь» в христианстве).
В эти восемь десятилетий (с 313 или даже с 311 и до 395 г.) и произошла решающая схватка христианства с языческими религиями в рамках единой позднеантичной культуры. В этой схватке христианство не только одержало решительную победу над язычеством, но также утвердилось в форме католического («всеобщего») православия [8] в борьбе с различными христианскими сектами («ересями»).
Только после смерти Константина Великого (337 г.) и вступления на престол его сыновей Константина II, Констанция II и Константа, первых уже христианских императоров [9], христианство переходит в не просто решительное, но даже яростное наступление. Таким образом, мы подошли вплотную едва ли не к самому яркому свидетельству этого яростного наступления, которым и является трактат «О заблуждениях языческих религий» [10].
Введение к тому или иному тексту предполагает прежде всего ответ на триединый вопрос: кто был автором текста, когда был создан текст и в какой культурно-исторической среде или культурно-историческом (в том числе мировоззренческом) контексте он был создан.