Этот пёс прибился к людям, спасая маленького Фархата от своих собратьев, внезапно появившихся стаей на тропинке в лесу, по которой мальчик с отцом спускались после проверки силков, расставленных на Аркеялане (Верхней поляне). В охотничьих угодьях, расположенных на поляне, растянувшейся по одной из Уральских гряд, богато водился пушной зверь и разнообразная дичь. Отец немного отстал от сына, резво спускающегося после удачного дня в аул, когда с десяток серых волков, рыча, выскочили из заснеженного ельника.
Старый вожак в седеющей шкуре, потянув носом морозный воздух и не почуяв взрослого человека, приблизился к мальчугану. Фархатик, онемевший от страха и неожиданности, не мог ни шевельнутся, ни крикнуть. Неожиданно, лая на старшего, из леса выскочил молодой лохматый пёс. Встав между мальчиком и вожаком, он склонил, грозно рыча, оскалившуюся морду. Вставший дыбом загривок не оставлял ни малейшего повода усомниться в решимости пса отстоять маленького человечка. Старый волк остановился ошеломлённый поступком молодого собрата. Но положение в стае и голод выгнавший их из дремучего леса поближе к аулам, пахнущим дымом, в поисках пропитания, требовали от него разодрать мальчишку.
Глухой звук выстрела и эхо, разносимое его по склону охладили звериный азарт волков. Стая, поджав хвосты, врассыпную бросилась под спасительную защиту урмана. И только огромный лохматый полупёс-полуволк, предавший своих братьев по крови, остался стоять на тропинке. Настало время заступиться за нового друга перед подбежавшим, тяжело дыша, отцом, Фархату. Он, закрыв собой пса, закрыл ладонью дуло берданки: «Атай (отец), он спас меня от стаи, – вскричал мальчик. – Не стреляй!»…
Вот и сейчас Локман вполглаза следил через маленький залив, разделяющий их, за сидящем напротив на травке хозяином, и незаметный в тени, прислушивался к окружающему миру.
Из зашуршавших кустов на берег вышел, опираясь на посох, старик в тяжёлом рубище. Длинная седая борода и волосы до плеч, пронизывающие серые глаза оборванца, весь его вид сильно отличался от богатого посоха из красного дерева с набалдашником в виде оскалившейся головы какой-то неизвестной Фархату кошки.
– Всё печалишься? – мягкий бархатный голос незнакомца, обратившегося к юноше как к старому приятелю, ещё больше отличался от нищенского вида и холодного взгляда, вышедшего из леса.