Дэвид почувствовал, как по его спине пробежали мурашки, а руки непроизвольно сжались в кулаки.
– Почему ты так говоришь? – спросил он, стараясь сохранить спокойствие.
Пьяница наклонился ближе, и Дэвид почувствовал, как его тошнит от запаха гнили, исходящего от человека. Почтальон оглянулся по сторонам, словно боясь быть услышанным, затем прошептал:
– Потому что старый Блэквуд строил дом на детских костях. – Его глаз дернулся в странном тике. – Говорят, каждую ночь они…
Резкий звук захлопывающейся дверцы грузовика прервал его. София, бледная как мел, стояла рядом с автомобилем, крепко держа за руку Лору, лицо которой было скрыто в складках материнской одежды.
– Дэвид, хватит, – сказала София твердо, но Дэвид видел, как дрожат ее губы. – Лоре и так плохо. Мы должны ехать.
Пьяный почтальон отступил назад, его лицо внезапно исказилось страхом.
– Да, да, езжайте, миссис, – забормотал он, крестясь дрожащей рукой. – Только не говорите потом, что Джек Мэллоун вас не предупреждал.
Он шаркающей походкой заковылял прочь, но через несколько шагов обернулся и крикнул:
– И не пускайте девочку на третий этаж! Там их любимое место!
Его смех, похожий на карканье больной вороны, долго звучал за их спинами, пока они медленно ехали по аллее к ждущему их дому. Лора, бледная и молчаливая, прижалась к матери, а Дэвид сжал руль так сильно, что его костяшки побелели. В зеркале заднего вида он видел, как фигура пьяницы постепенно исчезает в тумане, но его предупреждение уже поселилось в их сердцах, как семя будущего ужаса.
Первый взгляд на дом
Блэквуд-холл возник перед ними внезапно, как кошмар, материализовавшийся из осеннего тумана. Когда грузовик медленно выехал на расчищенную площадку перед особняком, все трое замерли, пораженные зловещим величием открывшейся картины.
Трехэтажный особняк возвышался над ними, его готические очертания неестественно четко выделялись на фоне хмурого неба. Высокие стрельчатые окна с переплетами, напоминающими паутину, отражали серый свет, словно слепые глаза. Деревянные ставни, некогда окрашенные в темно-зеленый цвет, теперь почернели от времени и влаги, местами отставая от стен, будто пытаясь вырваться на свободу.
Кирпичная кладка фасада, которая должна была быть теплого красного оттенка, потемнела до грязно-бурого цвета, словно стены пропитались копотью невидимого пожара. В нескольких местах между кирпичами пробивался плющ, его цепкие усики напоминали бледные пальцы, сжимающие дом в мертвой хватке. Центральный фронтон украшала полустертая резьба – странный гибрид растительного орнамента и человеческих фигур с неестественно вытянутыми конечностями.