«Бог ему судья. Ежели будет жив, отчисли ему ренту за его былые заслуги перед отчизной и забудь о нем совсем, как вынужден забыть и я».
Оседлал коня и ускакал воевать с кунигаем Гаштольдом.
* * *
Так что Йерве пребывал в неведении касательно своего происхождения, но блаженным его неведение назвать было никак нельзя.
Сколько он себя помнил, крестный отец проявлял к нему благосклонность, доброжелательность и взрослое уважение. Самолично учил тому, чем сам владел в совершенстве: верховой езде, метанию копья, стрельбе из лука, арбалета, пищалей и пистолетов, бою на мечах, фехтованию на шпагах и саблях, ястребиной и соколиной охоте, свежеванию оленей и медведей. Дюк умел взбираться по утесам и отвесным скалам, распутывать следы на снегу, плавать против течения, погружаться в воды затхлого пруда с целью ловли лягушек, находить брод в топях и болотах, плясать кадриль, менуэты и падеспань, и обольщать женщин. А значит, все это умел и сам Йерве.
Но все эти физические навыки и способности не приносили радости юному приемышу, который проявлял склонность к игре на лютне, гуслях, балалайке и клавикордах; книгочейству, звездочетству, античным языкам и игре в персидские фигуры.
Йерве предпочитал проводить долгие часы в библиотеке Желтой Цитадели, рассматривать звезды через окуляры, выписанные у монахов Свято-Троицкого монастыря, выслушивать жалобы арендаторов и тенантов, а потом осмысливать их глубоко, в поисках взвешенного решения, и ткать гобелены.
Последнее увлечение драгоценного воспитанника особенно расстраивало дюка, но он закрывал глаза и на эту блажь, списывая ее на те трагические обстоятельства, коими сопровождались первые крики Йерве в мире живых.
Дюк многое прощал сыну обезумевшего маркграфа Фриденсрайха фон Таузендвассера, своего давнего друга и соратника, горячо любимого Фрида, которого пришлось ему заживо похоронить в расцвете лет.
С Фриденсрайхом дюка Кейзегала связывали самые светлые воспоминания юности и молодости, самые отчаянные победы, самые немыслимые приключения, самые веселые анекдоты; присяга на верность, служба в отборной императорской роте, сама императорская чета, плен у англосаксов, дуэль с тринадцатью константинопольцами, турнир в Аскалоне, два копья, биржа, инквизиция, перчатки и одна сарагосская ночь, о которой дюк, можно сказать, совсем забыл.