С тяжелым сердцем рвал дюк прочные узы, за многие жизни ушедших предков протянувшиеся от стольного града Нойе-Асседо к богатому водоемами северу, от прибрежной твердыни к Таузендвассеру; узы, утолщенные их собственными жизнями, но простить Фриду сумасбродство и безответственность не мог. У дюка было пять незаконных сыновей, но ни от одного из них он не посмел отказаться, даже от кривого Яна. Двое погибших лежали в фамильном склепе, а не где-нибудь на погосте. Он так и не потерял надежды отыскать третьего, украденного цыганами.
Утешение своему горю дюк находил в сыне Фриденсрайха, который с каждым днем все больше походил на отца.
Высок был Йерве и изящен, смугл, черноволос, с нездешним горящим взглядом, похожий на натянутую до предела тетиву лука, вздрагивающую от малейшего прикосновения. Все подмечал, все знал, на все с вниманием реагировал. Благодарным слушателем и интересным собеседником рос Йерве, богатой почвой, готовой прорастить любое зерно, в нее попавшее.
Каждый день молил дюк Бога о том, чтобы не узнал Йерве о своем истинном происхождении. Надеялся дюк, что в скором времени отправит крестника на обучение ратному делу к одному из своих родичей в Тшеп, а то и в далекую Валахию, к полководцу Шварну, и избежит вопросов.
Но вопросов было не избежать, и Йерве задавал их с тех пор, как научился говорить.
– Кто моя мать? – спрашивал Йерве.
– Святая Сильва и кормилица Вислава, – отвечал дюк.
– А отец?
– Я твой отец.
– Но Гильдегард говорит, что вы мне не отец, сир.
– Много понимает этот паршивец. Скажи ему, что я его оставлю без чресел.
Но Йерве снова задавал вопросы.
– Кто моя мать?
– Твоя мать умерла.
– Как и когда?
– Господь прибрал ее душу тогда, когда ему было угодно.
– А кто мой отец?
– Сгинул твой отец. Без вести пропал.
Спустя некоторое время Йерве опять спрашивал.
– Кто моя мать?
– Зачем тебе мать, Йерве? Разве мало матерей тебя вскормили? Разве мало молока ты напился? Разве хоть одна дама, женщина или баба, ступившая на плиты этого двора, не целовала тебя?
– Кто мой отец, сир?
– Я твой отец, мальчик.
– Вы лжете, сир, и хоть не найти на свете отца лучше вас, я тем не менее желаю знать, чья кровь течет в моих жилах.
– Кровь! – стучал дюк кулаками, затянутыми в перчатки, по столу. – Отборная кровь в тебе течет! Краснее некуда! Кровь королей и принцев, сложивших головы под знаменами императоров, басилевсов и кесарей!