Когда боль становится краской, а слезы – дождём для души - страница 4

Шрифт
Интервал



Он не знал, что ответить. Но впервые за пять лет июньский воздух не пахнул смертью. Он пах дождём, краской и надеждой.


Глава 2: Корни и Крылья

Солнце поднималось над кирпичным заводом, окрашивая ржавые трубы в медные тона, словно пытаясь вдохнуть жизнь в то, что давно считалось мёртвым. Марк стоял у стены с граффити, разглядывая новый рисунок Лизы – огромные крылья, прорастающие из трещины в бетоне. Каждое перо было выписано с такой детализацией, что казалось, вот-вот взметнётся в небо. У основания крыльев она изобразила Агата: его алый бутон теперь раскрылся, обнажив сердцевину, похожую на миниатюрное солнце.


– Нравится? – Лиза появилась из-за угла, неся в руках две жестяные кружки с дымящимся кофе. Её волосы были распущены, и ветер играл прядями, запутывая их в кистях, висящих на поясе.


Марк взял кружку, пряча улыбку. За неделю их странного ритуала – встречаться на рассвете у Агата – он привык к её внезапным появлениям. Привык и к тому, как его сердце сжималось каждый раз, когда она смеялась.


– Ты рисуешь, как будто пытаешься спасти это место, – сказал он, указывая на крылья.


– Или освободить, – она присела на корточки, поправляя защитную сетку вокруг растения. – Агат ведь тоже когда-то был семенем, застрявшим в трещине. А теперь… – Лиза коснулась лепестка, и тот дрогнул, роняя каплю росы.


Марк почувствовал, как под рубашкой заныла сыпь. С тех пор как Лиза вошла в его жизнь, пятна стали появляться реже, но боль острее – будто тело сопротивлялось исцелению.


– Расскажи о нём, – Лиза повернулась, её глаза ловили его взгляд, не давая уклониться. – О Давиде.


Он отпрянул, словно её слова были раскалённым железом. Кофе расплескался, оставляя тёмные пятна на бетоне.


– Зачем?


– Потому что он здесь. – Она указала на стену, где среди граффити мелькали едва заметные буквы: «Д+М», выцарапанные когда-то детской рукой. – И потому что ты носишь его в себе, как камень.


Марк сжал кулаки. Воздух стал густым, как в тот день на реке. Он видел всё снова: Давид, смеющийся, бросается в воду. Сандалия, оставшаяся на берегу. Крик, который он не успел издать…


– Я не могу, – выдохнул он, отступая.


– Можешь, – Лиза встала, преграждая путь к отступлению. – Иначе зачем ты приходишь сюда каждый день? Не ради Агата. Ради того, чтобы убежать.


Его ладони вспотели. Сыпь на спине запылала, но в этот момент Лиза взяла его руку и прижала к стене – туда, где крылья сливались с трещиной.