– Ищу историю, – Лиза провела кистью по бумаге, создавая шторм из мазков. – Каждое место дышит. Даже такое. Особенно такое.
Она повернулась к нему, и солнце поймало золотые нити в её волосах.
– А ты почему здесь?
Марк сжал кулаки, чувствуя, как под рубашкой начинает зудеть сыпь.
– Это не твоё дело.
– Значит, твоё дело – прятаться? – её голос звучал мягко, без упрёка. – Агат, видишь ли, тоже прятался. Пока не решил расти.
Он хотел огрызнуться, но в этот момент её рука коснулась его запястья, отодвигая рукав. Багровые пятна обнажились, и Марк замер, ожидая отвращения. Но Лиза лишь провела пальцем по воспалённой коже, словно читая рельеф, как карту.
– Боль – это голос, – прошептала она. – Она хочет, чтобы её услышали.
Той ночью Марку приснился Давид. Они стояли на берегу реки, но вода была красной, как акварель Лизы.
– Она права, – сказал Давид, его голос звучал сквозь шум воды. – Ты закопал нас обоих здесь.
Марк проснулся с криком. На столе, куда он бросил перед сном эскиз Лизы, лежал осколок кирпича с надписью: «Прости».
Утро началось с дождя. Марк бежал к заводу, не чувствуя, как холодные капли впиваются в кожу. Лиза уже была там, накрыв Агат прозрачным куполом из полиэтилена.
– Он не боится дождя, – засмеялась она, увидев его. – Но я боялась, что ты не придёшь.
Они укрылись под навесом, где Лиза разложила термос с чаем. Марк не помнил, когда в последний раз говорил так много – о Давиде, о чувстве вины, о том, как сыпь появлялась каждый раз, когда отец говорил «Ты должен был его спасти». Лиза слушала, рисуя в блокноте круги – спирали, которые постепенно складывались в цветок.
– Смотри, – она показала рисунок. Из центра спирали росла эхинацея, её лепестки были из фраз: «Прости себя», «Дыши», «Я здесь».
– Это… – Марк не нашёл слов.
– Твоя история, – Лиза прижала ладонь к его груди. – Она хочет быть рассказанной.
Он поцеловал её. Внезапно, неловко, чувствуя, как сыпь под рубашкой затихает, будто отступая перед теплом её губ. Лиза ответила не сразу – секунда, вечность – потом её пальцы вплелись в его волосы, и дождь за окном перестал существовать.
Агат зацвёл в ту ночь. Алые лепестки раскрылись под луной, а в центре, вместо тычинок, блестел крошечный кулон – половинка сердца из обожжённой глины. Лиза повесила его Марку на шею.
– Теперь ты часть его истории, – улыбнулась она.