Повисла короткая пауза. Рассказ Марии, обычно склонной к мистике, на этот раз прозвучал по-настоящему тревожно.
– А мне снилось место, – Игорь заговорил сдержанно, избегая их взглядов. – Тоже недалеко от Посёлка. Старое… Не очень приятное место.
Дмитрий, до этого молчавший, бросил на него быстрый, внимательный взгляд.
– Какое именно?
– Да так, ерунда какая-то, – Игорь уклонился от ответа. – Просто атмосфера во сне была… гнетущая. Тревожно было просыпаться.
– Интересно… – протянула Анна задумчиво. – У меня тоже бывают странные сны именно о Посёлке. Не только сейчас, вообще. Столько всего произошло за эти годы – переезды, страны, люди… А снится всё равно он. Улица наша старая, или школа, или тот овраг за домом.
– Прошлое не отпускает, а? – тихо спросил Игорь.
– Возможно, – Анна пожала плечами. – Хотя мне вот почти никогда не снится ни Берлин, ни Тбилиси, ни тем более Макс… Только Посёлок. Как будто часть меня там застряла и не уехала.
– Мне тоже часто снится Посёлок, – кивнул Дмитрий. – Но только тот, из детства. Когда деревья были выше, а центральная улица – помните? – ещё не асфальтированная, а просто укатанная грунтовка, которая после дождя превращалась в грязевое месиво.
Игорь усмехнулся, спускаясь с крыльца на пыльную дорогу.
– О да! А мне снится, что я по этой самой грунтовке еду на своей новой машине, которую там оставил. – Он вдруг посерьёзнел, и в голосе появилась грусть. – Вокруг всё по-старому, дома те же, запахи… А я на этой тачке – как инородное тело. Не вписываюсь совершенно. Чужой.
Мария спустилась следом, её шаги были почти бесшумными.
– Знаете, что самое обидное? – сказала она тихо. – Во сне это прошлое – оно вот тут, совсем рядом, можно рукой дотронуться. А просыпаешься… – она сделала неопределённый жест, – и оно опять ускользает. Как линия горизонта. Бежишь к нему, а оно всё так же далеко.
Анна замедлила шаг, её обычно саркастичное выражение смягчилось. Она смотрела на свои пыльные кроссовки.
– Да, я понимаю… – проговорила она мягко, и в голосе прозвучала непривычная тоска. – Мне часто снится моя кошка. Василиса. Она умерла, когда мне было шестнадцать, уже сто лет прошло. А во сне она живая, маленькая, тёплая… Ластится, мурлычет мне на ухо. И становится так спокойно, так хорошо, как не было с тех пор… – Она замолчала, глубоко вздохнула. – А потом открываешь глаза – и от этого спокойствия такая дикая тоска накатывает, просто выть хочется.