– Приведите её, – рявкнул он, голос сорвался в хрип, эхо ударило по стенам, раскололо тишину, и стражники у входа вздрогнули, шлемы звякнули, металл отозвался резким звуком, после чего они поспешно бросились в темноту, исполняя приказ с торопливой покорностью.
Минуты тянулись вязкой вечностью, пока её не притащили обратно, и Линь Юэ выглядела жертвой бойни, живым месивом, истекающим кровью, едва держащимся на грани жизни, однако отмеченным следами вмешательства лекаря. Тело её покрывали багровые пятна, кожа на запястьях содрана до мяса, розовые жилы пульсировали под тонкой плёнкой крови, рваной и влажной, но вокруг ран виднелись грубые повязки, пропитанные едким запахом трав, наложенные небрежно, чтобы сдержать кровь, не давая ей угаснуть слишком скоро. Цепи волочились за ней, звенели, будто похоронный набат провожал её шаги, и ноги оставляли кровавый след – пальцы сломаны, вывернуты под неестественным углом, хрустели при каждом движении, кости скрипели под кожей, обнажая её боль, хотя лодыжки были стянуты грязными тряпицами, смоченными чем-то горьким, удерживающим её от полного разрушения. Волосы, спутанные, мокрые от крови и пота, липли к лицу, закрывали один глаз, а второй – чёрный, налитый кровью – горел, впился в него с неугасаемой яростью, несмотря на повязку, обмотанную вокруг виска, с пятнами засохшей мази, проступающей сквозь ткань. Нос раздавлен, хрящи смяты в кашу, губы разбиты, мясо свисало клочьями, но ни стона, ни всхлипа не вырвалось из её горла, лишь молчаливая стойкость оставалась её щитом. Она стояла, покачиваясь, стражники держали её под руки, дыхание вырывалось влажным свистом, рёбра, сломанные, скрипели при каждом вдохе, наполняя воздух звуком её муки, а грудь была стянута узкими полосами ткани, пропитанными резким ароматом, поддерживающим её хрупкое существование.
Сюн Ли спустился с трона, шаги его гудели, тяжёлые, будто весь дворец давил ему на плечи, и остановился перед ней, вглядываясь в её лицо – изуродованное, разодранное, но живое, дерзкое, не сломленное даже под его яростью. Взгляд её не дрогнул, презрение в нём резало острее стекла, глубже, чем он ожидал, проникая в его душу с неумолимой силой.
– Ты всё ещё смотришь на меня так? – прорычал он, кулаки сжались, суставы хрустнули, кости затрещали под кожей, выдавая его гнев, разгорающийся перед её непреклонностью. – После всего, через что я тебя провёл, ты смеешь держать этот огонь в своих глазах?