Полсекунды без воздуха.
Он не крикнул. Не бросился. Просто встал. И посмотрел. Долго. В упор.
Отец тоже молчал. Потом сказал:
– Подрос.
Словно восьми лет не было. Словно не молчал. Не уезжал. Не обещал. Просто – «подрос».
Лёша стоял и чувствовал, как в груди тянет что-то старое, хрупкое, не сломанное, но и не целое. Не было ни обид, ни укоров. Он не готовил слов, не думал, что скажет, если увидит. Внутри просто открылось нечто тихое и важное, как будто запылившееся письмо в ящике – то, что когда-то было отложено «на потом».
Они поговорили. Не о прошлом. Не о том, почему он ушёл. Не о том, почему не вернулся к ним, а поселился у бабули. Словно об этом не стоило говорить. Словно время забрало это право.
Говорили о жизни – будто перескочили целую главу, и теперь читают следующую. О погоде, о работе, о том, как там в Питере. О том, как здесь. Без напряжения, без драмы. Но внутри у Лёши всё дрожало, как капля воды на стекле, когда поезд резко тормозит.
Он слушал голос – тот самый, который звучал когда-то на кухне сквозь запах жареной картошки и сигаретного дыма. Голос, который знал на слух, как колыбельную. Только теперь в нём было что-то другое. Не тяжесть – пустота. Как будто отец стал меньше. Не по росту, не по массе. А внутри.
– Ну ты вырос… – первым сказал отец, разглядывая Лёшу, будто не верил, что это он. – Прям мужик уже.
Лёша кивнул.
– Бывает.
– У мамы всё по-старому? – спросил он после паузы, будто проверяя, остался ли там хоть какой-то мостик.
– Всё как раньше, – тихо ответил Лёша.
Отец усмехнулся краешком губ.
– А у меня вот… В Питере не очень. Возвращаюсь понемногу.
– Понятно.
Повисла тишина. Старые часы на стене тикали, как капельница – не спеша, будто отмеряя их короткую встречу.
– Работал грузчиком, потом в порту. Сейчас тут что найду… – он почесал шею. – А ты? Куда дальше?
Лёша пожал плечами.
– Не знаю пока.
– Это нормально, – сказал отец. – Главное – не гнать. Сам поймёшь, когда время придёт.
– Может быть.
– Ты всё такой же… сдержанный, да?
– А ты?
Они оба впервые усмехнулись – не в унисон, но в одно дыхание. Отец кивнул. Без оправданий. Без пафоса. Просто – кивнул.
После паузы Лёша вновь взглянул на него.
И не узнал сразу. Вроде бы тот же человек – голос, осанка, привычка прищуриваться. Но лицо…
Морщины у глаз, залом у рта, седина в висках. Как будто время прошло по нему пальцами.