Итак, собственно говоря, история.
Обычное серое двухэтажное здание прокуратуры, послеобеденное время, когда большая часть сотрудников возвращается из судов, с проверок, мероприятий, собирается в кабинеты, чтобы изложить увиденное и проверенное в рамки строго определенных документов, сформулировать свои мысли и привести документы в порядок. В нашем кабинете, как и во всех других, все сосредоточенно стучали по клавиатурам, и этот стрекот лишь изредка прерывали звуки принтеров и телефонов, короткие ответы и снова звуки клавиатуры.
В кабинет вошел запах, состоящий из неприятных обонянию букетов: немытое тело, какие-то нотки затхлого мусора и вчерашних неприятностей. Сам носитель этих ароматов зашел позже.
– Можно? Мне только спросить…
Противоречивые чувства вызвал во мне этот странный посетитель. Аккуратная, но явно несвежая одежда, немного не по размеру пуховик, по при этом какое-то благообразие, если можно применить это уже почти забытое слово. Лицо его было открытое, по-детски беспомощное, голова на худой шее, как одуванчик, готовый пустить в полет свою пушистую шапку, чьей-то небрежной рукой воткнутый в вазу с широким горлом. Глаза лишь подчеркивали его растерянность и смущение.
– Конечно. Проходи, рассказывай.
– Меня зовут Иванов, я сирота. Я не хочу в тюрьму, поэтому я работаю. Мне негде жить.
Увидев, мой немой вопрос, продолжил:
– Я живу в машине, мне друг разрешает в ней ночевать. У него «пятерка» старенькая. В квартиру не пускает, потому что у него маленький ребенок и всего крошечная комната. Иногда пускает меня помыться, но это бывает редко. Почти все деньги, которые я зарабатываю, трачу на бензин, чтобы не замерзнуть, ну и немного покушать.
Почти протараторив, вдруг резко замолчал, и не сговариваясь мы, как по команде, уставились в окно.
За окном мела поземка. Еще утром, заводя свой автомобиль, ворчала про себя, что холодно в этом году, и машину под открытым небом заметает снегом вот уже целую неделю, приходится ее и прогревать, и активно сметать снег, полурастаявший, налипший на стекла, и садиться на мягкие сиденья, напоминавшие по утрам деревянный табурет. О чем думал мой собеседник? Наверное, тоже об этом, зима – штука серьезная.
– Сколько тебе лет, бедолага? Какие есть документы?
С большой осторожностью, расстегнув пуховик, как реликвию, достал он тонкую папку, довольно потрепанную.