Се Линь не спал. Сидел у входа, спиной к рассохшейся двери, прислушиваясь. Но вместо обычного дыхания услышал её шёпот.
– Лотос… не рви… лотос…
Он встал и подошёл. Лицо Мо Сянь подрагивало в сне, губы двигались беззвучно. А потом – дрожь, стон, и она резко распахнула глаза.
– Ты… – Она задышала часто, ища глазами что-то невидимое. – Там был… свет. И кровь.
Се Линь сел рядом.
– Это был сон?
– Я не уверена. Оно было слишком… живым. Я стояла у озера. Красные лепестки. А потом всё потемнело. Кто-то держал меня за руку… но его лицо исчезло, как будто вода его смыла.
Он ощутил, как холодный узел завязывается под рёбрами.
– Ты помнишь, что чувствовала?
– Тоску. Как будто я потеряла что-то бесценное… но не знаю что. И ещё… страх. От собственного отражения. – Она прижала ладони к груди. – Я увидела себя в воде, но… это была не я. Та, другая… улыбалась. А я – кричала.
Се Линь закрыл глаза. Его собственные сны последние ночи тоже были беспокойны. Один и тот же образ – чёрный лотос на крови, и девушка, чья спина исчезала в снегу.
«Мо Сянь… – подумал он. – Если это и вправду ты… тогда я уже однажды потерял тебя. Но, клянусь, не позволю этому повториться».
– Слушай, – мягко сказал он. – Сны – это не всегда правда. Иногда это просто отражения того, чего мы боимся.
Она посмотрела на него – внимательно, слишком внимательно для человека без памяти.
– А иногда… это то, что мы пытаемся забыть.
Он хотел ответить, но в этот момент снаружи раздался странный звук – словно ветер прошёлся по мёртвым свиткам. Лёгкий, едва уловимый, но исполненный тревоги.
Се Линь встал первым. Легким движением отбросил полог у двери, выглянул наружу. На белом снегу не было ни следа. Но в воздухе висело чувство приближения.
– Кто-то приближается, – тихо сказал он.
Мо Сянь поднялась, напряжённая, словно натянутая струна.
– Это не кто-то, – прошептала она. – Это… кто-то, кто меня знает.
Он повернулся к ней:
– Ты уверена?
Она кивнула.
– Его шаги… Я не помню его лица, но сердце – помнит.
Се Линь сжал кулак. Его взгляд стал острым, как лёд. Упрёк судьбе прозвучал в его сердце глухо: «Неужели ты так спешишь напомнить ей о прошлом, которое лучше бы спало в забвении?»
Но уже было поздно. Тени за пределами храма начали сгущаться, и с каждым шагом приближающегося гостя холод становился тяжелее.