Я фотографировал туман в Подмосковье, а на снимках оказались дети, которых там не было - страница 4

Шрифт
Интервал


– А взрослые? С ними что-нибудь случалось?

– Нет, – старушка покачала головой. – Взрослых они не трогают. Говорят только, что если увидишь детей тумана – жди беды.

Она внимательно посмотрела на меня.

– А ты видел, да? Потому и спрашиваешь.

Я не стал отпираться и рассказал про странные фотографии. Баба Клава слушала, не перебивая, только качала головой.

– Покажи, – потребовала она, когда я закончил.

Я сходил домой за ноутбуком. Старушка надела очки в толстой оправе и долго вглядывалась в экран, где я открыл снимки.

– Это Аня Воробьева, – наконец произнесла она, указывая на девочку в белом воротничке. – Она старшей была в той группе. Их всех похоронили на старом кладбище, за церковью. Памятник общий стоит – гранитный обелиск с именами. Можешь сходить, посмотреть.

– Откуда вы знаете, как ее звали? – я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Я-то? – баба Клава криво усмехнулась. – Я здесь всю жизнь прожила, с сорок второго года. Мне тогда шесть было. Меня мамка в погреб спрятала, когда бомбежка началась. Я и не видела, что с автобусом сталось, только потом уже… – она замолчала, погрузившись в воспоминания.

Повисла тяжелая пауза. Я не знал, что сказать. Баба Клава вдруг подняла на меня глаза:

– А ты чего сюда приехал, учитель? Убегаешь от чего-то?

– Почему вы так решили?

– Молодой, москвич, а в нашу глушь забрался. От хорошей жизни в столице не уезжают.

Я не стал вдаваться в подробности аварии и смерти сына. Просто сказал, что хотел сменить обстановку после тяжелого года.

– Понятно, – протянула старушка. – Только знай, учитель, от себя не убежишь. И горе свое тоже с собой притащил, оно в глазах у тебя плещется.

Когда я уходил, баба Клава окликнула меня с порога:

– Сергей! Будь осторожен. Они чувствуют горе и боль. Тянутся к таким, как ты. Хотят помочь по-своему, да только их помощь… – она не закончила фразу, просто перекрестила меня издалека.

Вернувшись домой, я долго думал над ее словами. Рациональная часть меня отказывалась верить в призраков и проклятия. Должно быть какое-то разумное объяснение и странным фотографиям, и голосам в тумане.

Я решил проверить информацию о детском доме и бомбежке. Интернет в поселке работал с перебоями, но мне удалось найти несколько упоминаний о трагедии в архивных документах. Действительно, 17 ноября 1941 года при эвакуации детского дома погибли двадцать три ребенка и двое воспитателей. Автобус был обстрелян немецким самолетом на дороге рядом с поселком.