– Расслабься, детка, – хмыкнул этот придурок, с которым мы никогда не ладили. – Вдохни и выдохни. Страшное позади. Ты свободна и еще не старая, впереди будущее.
Я схватилась за руль, навалившись на Грача плечом, а потом перехватила управление и второй рукой. На такой скорости любое неловкое движение руля – и мы в кювете, но я лишь крепко вцепилась в оплетку, не дав Грачу совершить непоправимое. Колеса все равно черпнули кромку, гравийное крошево с хрустом забарабанило по днищу, а Грач, хоть и работал в прошлом каскадером, побелел так, будто увидел мертвого таракана в откушенном пирожке. В следующую секунду я вернулась на свое место и поправила ремень безопасности – мало ли. Самой стало страшно, но я хотя бы проснулась – часы показывали половину пятого утра.
– Вот же… ты, что творишь, бешеная? – в сердцах воскликнул он, но хотя бы сбавил скорость, и дальше мы поехали нормально. Значит, тоже испугался.
– Не детка, не Ведьма и не бешеная, – медленно произнесла я. – Северина.
– Да понял я, – фыркнул он. – Рин, в самом деле, ты совсем в своей тюрьме озверела.
– Не зарекайся, – предостерегла я его. – На такой работе, как у тебя, «своя тюрьма» может появиться у каждого. И глазом моргнуть не успеешь.
С Грачом разговаривать не хотелось, от него воняло предательством и обманом, но назад в бетонный мешок я не хотела. В общих чертах условия моего освобождения мне назвал адвокат, Грач должен был сообщить лишь детали. Однажды меня уже выкинули на мусорку за ненадобностью, однако мир вдруг вспомнил, что Ведьма, оказывается, еще могла пригодиться. Прямо о моем возвращении не говорили, но намеки я понимала. Соглашусь на все, поступлю по-своему.
– Ты не обижайся, против тебя такие улики выкатили, ничего поделать было нельзя, – почему-то стал оправдываться Грач. Я привыкла молчать, в одиночных камерах насиделась, ему же молчание было невыносимо. – Ты ведь понимаешь?
Я все понимала. Имелась масса вариантов, но начальство не захотело возиться с моим делом. Я уже тогда собиралась уходить со службы, и, будучи не на самом хорошем счету, не была достойна того, чтобы помнили о моих былых заслугах.
– Все нормально, – не понятно кого успокаивал Грач. За окном брезжил унылый зимний рассвет, снег еще не выпал, и было заметно, что серая полоса бурьяна, бесконечно тянувшаяся вдоль дороги, его удручает. Я же наоборот ловила каждую деталь, которую выхватывали из темноты фары. Все восхищало – побуревшие метелки полыни, черные силуэты деревьев, индиговое небо и бледнеющие звезды. Даже мороз, проникающий в открытое окно, и двойная сплошная на асфальте – и те были в радость. Глаза не могли насытиться миром, и я понимала: неважно, что от меня потребуют за свободу. Соглашаться придется. Не могло же быть так, что я, действительно, попала под амнистию, и Грач по доброте душевной встречал меня из тюрьмы. Или могло?