– Ты бы окошко прикрыла, не лето, – буркнул Грач, но, видя мое настроение, спорить не стал и лишь застегнул куртку.
– Годик тихо полежишь на дне, – наконец, перешел он к делу. – А потом, может быть, и вернуться захочешь. Я ведь тебя знаю. Таким, как ты, без работы нельзя. А с тюремным «стажем» кто тебя еще возьмет?
Значит, решили по-хорошему. Все эти фразы «вдруг захочешь» и «может быть» указывали на то, что принуждать меня пока не собирались. А вот в целый год отдыха верилось мало.
– У нас руководство сменилось, – выдал тайну Грач. – Такой бардак сейчас творится. Ты как раз отдохнешь, а мы порядок наведем. Я, знаешь, неожиданно, в начальники попал, так что ты со мной дружи, я теперь не последний человек. А что? Не век же мне в поле работать. Ты вот у нас еще молодая. Сколько тебе?
Грач прекрасно знал, сколько мне лет, но я была не в том положении, чтобы с ним острить. Язык пришлось прикусить, а ведь столько всего хотелось ему рассказать. Например, о его брюхе, которое он нажрал за четыре года, что я провела на нарах, и о его бегающих глазах, которые, как и раньше, выдавали его страх передо мной. Интересно, почему он не отправил шестерку, а предпочел встречать и терпеть меня сам?
– Кадров не хватает? – все-таки не выдержала я.
– Что?
– Я говорю, тюрьма не красит, так?
Грач странно на меня посмотрел и включил радио. Там играло что-то непонятное, из современного. Девушка старалась петь, но получалось у нее плохо, да еще и акцент портил дело. Говорила, вроде, по-русски, но буквы то ли картавила из-за дефекта речи, то ли специально произносила на иностранный манер. Грачу нравилось, он даже закивал в такт песни, мне же от такой «музыки» стало тоскливо.
– Скажи что-нибудь про мои волосы.
– Седину надо закрасить, – бросив на меня быстрый взгляд, выдал Грач.
– Они длинные!
Он фыркнул, я тоже. Грач даже представить не мог, каких усилий мне стоило сохранить длину волос там, где каждая сучка стремилась их отрезать. Но мои длинные волосы нравились Егору, и я поклялась, что короче они не станут.
Я знала, что никогда не выглядела на свой возраст. В тридцать я легко выдавала себя за старшеклассниц, но тюрьма оставила на лице свое клеймо. И дело было даже в не сломанном носе и не в морщинках, заплясавших вокруг глаз. Придется приложить титанические усилия, чтобы изменить сам взгляд.