Да и как следует рассмотреть остальные города Финикии у него тоже не получилось. Не для этого он сюда приплыл. Однако написать про Тир хоть что-нибудь надо, все-таки это бывшая столица прибрежной страны.
Выдумывать Геродоту не хотелось, поэтому строчки, которые ложились на папирус, получились скупыми: «…Но Геракл – древний египетский бог, и, как они сами утверждают, до царствования Амасиса протекло одна тысяча семьсот лет с того времени, как от сонма восьми богов [первого поколения] возникло двенадцать богов, одним из которых они считают Геракла. Так вот, желая внести в этот вопрос сколь возможно больше ясности, я отплыл в Тир Финикийский, узнав, что там есть святилище Геракла. И я видел это святилище, богато украшенное посвятительными дарами. Среди прочих посвятительных приношений в нем было два столпа, один из чистого золота, а другой из смарагда, ярко сиявшего ночью. Мне пришлось также беседовать с жрецами бога, и я спросил их, давно ли воздвигнуто это святилище. И оказалось, что в этом вопросе они не разделяют мнения эллинов. Так, по их словам, святилище бога было воздвигнуто при основании Тира, а с тех пор как они живут в Тире, прошло две тысячи триста лет. Видел я в Тире и другой храм Геракла, которого называют Гераклом Фасийским…»
Проплыв около двухсот стадиев, сидонская купеческая флотилия приблизилась к устью Тамира[75]. Холмы оборвались узкой долиной. Внезапно над морем разнесся протяжный вой раковины. Флагман флотилии резко повернул в открытое море. Остальные корабли потянулись за ним.
Харисий сразу догадался об опасности, а когда увидел запруженный бревнами эстуарий реки, не стесняясь в выражениях, заорал на кормчего, чтобы тот правил за идущей впереди кумбой.
Потом все бросились к правому борту. Держась за планширь, команда и пассажиры напряженно наблюдали, как на расстоянии всего одной оргии от корабля, с громким стуком толкаясь на волнах, то погружаясь в воду, то снова выныривая, к северу дрейфуют связки кипарисовых и пихтовых стволов.
На этот раз Аполлон проявил свою милость. Геродот выдохнул с облегчением, однако решил не записывать досадное происшествие в путевой дневник, чтобы не выставлять Харисия в неприглядном свете. Действительно, опытный мореход, к тому же плававший в этих водах раньше, мог поднять тревогу заранее.