Точка лжи - страница 3

Шрифт
Интервал


Искра. Так она назвала то, что вспыхнуло между ними в этот безмолвный миг обмена взглядами. Не просто интерес, не симпатия – а именно искра, способная разжечь пожар. Заряд колоссальной энергии, который прошел между ними, изменив саму атмосферу вокруг. Она почувствовала, как ее собственная жизнь, до того казавшаяся ей серой и предсказуемой, обрела новый вектор, новый смысл. Этот незнакомец у окна нес в себе обещание чего-то настоящего, глубокого, возможно, даже опасного – но именно эта опасность и манила, придавая встрече остроту и фатальную привлекательность. Легенда начала писаться в этот самый момент, в свете неоновых огней за окном и блеске его темных глаз, хотя ни она, ни он еще не произнесли ни слова. Первая строка была вписана не чернилами, но чистой, необработанной эмоцией, мощной и потенциально разрушительной. Анализ этого момента показывает классические признаки мгновенной идеализации, проекции собственных неосознанных потребностей на объект, который показался подходящим для роли спасителя или катализатора изменений. Но для самой Эмилии это было откровением. Началом всего.

То, что Эмилия испытала при первой встрече, не было мимолетным увлечением или простой симпатией. В ее внутреннем мире это переживание мгновенно кристаллизовалось в нечто гораздо большее, облекаясь в одежды абсолютной истины. Идеализация как «чистое чувство» – вот как она сама для себя определила эту всепоглощающую волну восхищения и преклонения. Чистое – потому что, по ее мнению, оно было свободно от корысти, от эгоистических мотивов, от приземленных расчетов. Это была, как ей казалось, чистая реакция души на явление исключительное, на встречу с подлинным величием, воплощенным в одном человеке. Джулиан не просто понравился ей – он был моментально и безоговорочно признан ею как существо высшего порядка.

Началось стремительное, почти неконтролируемое возведение на пьедестал. Каждый его жест, каждое слово немедленно проходили через фильтр ее восхищения и обретали особый, глубокий смысл. Джулиан стал для нее не просто интересным мужчиной или талантливым писателем – он стал символом, средоточием всего того, чего, по ее мнению, так не хватало окружающему миру: глубины, подлинности, гениальности. Пьедестал этот строился быстро, из материала ее собственных проекций, надежд и неудовлетворенных потребностей. Она нуждалась в гении, в объекте для преклонения, и ее психика с готовностью назначила на эту роль Джулиана, едва успев с ним познакомиться.