– Пока нет, – отвечал невозмутимо Шамсиев.
Драмтеатр находился на одной из центральных улиц и представлял собой ничем не приметное здание с видавшими виды стенами и крышей, и не будь красочных вывесок и афиш на фасаде, трудно было бы угадать в нем храм древнего, как мир, искусства.
Впрочем внешность, как в большинстве случаев, оказалась обманчивой.
Внутри театр оказался просто великолепен. Паркетные полы, мраморные колонны, ярко сверкающие люстры. Настоящее обилие рисунков и света…
В фойе Шамсиева встретил высокий, элегантно одетый мужчина.
– Добро пожаловать! – любезно улыбнулся он, сверкнув сквозь усы двумя рядами золотых зубов. – Будем знакомы, Яков Борисович Шейнин, заместитель директора театра. Сергей Васильевич звонил недавно… У вас, кажется, ложа. Я провожу вас.
Не привыкший к излишнему вниманию, Шамсиев отказался было от его услуг, но замдиректора, повернувшись к входу, откуда шли вереницей посетители, вдруг засуетился и сказал чуть взволнованно:
– О, простите, ради бога! Мы пригласили сегодня одного нашего старейшего работника… Вон он как раз идет. Подождите минутку, пожалуйста. Я вернусь сейчас, только встречу его.
Виновато улыбнувшись, он заторопился к входу.
Шамсиев увидел, как замдиректора, встретив высокого сутуловатого человека с длинными седыми волосами, бледным худым лицом, одетого в строгий темный фрак, обнял его, расцеловал.
Он понял, что это был Борин.
Встреча и знакомство с бывшим главным режиссером театра именно здесь, в эту минуту, никак не входили в планы следователя, и он, не задерживаясь более, быстро поднялся наверх, отыскал свою ложу, где уже сидело с десяток зрителей, и занял предназначенное ему кресло.
Ложа зависала над партером, давая возможность рассмотреть находившихся там зрителей, и лучшего места для наблюдения за всем, что происходило в театре, Шамсиев и не пожелал бы.
Борин появился минут через десять в сопровождении того же замдиректора. Какой-то неуверенной, шаткой походкой он прошел вперед и, благодарно кивнув своему спутнику, занял одно из боковых кресел в первых рядах партера.
Шамсиеву был хорошо виден его профиль: крутой лоб, густые седые брови, тонкий орлиный нос, чуть выдающаяся вперед нижняя губа.
Убедившись, что Борин остался доволен, замдиректора повернулся к ложе, где сидел Шамсиев, и, встретившись с ним взглядом, улыбнулся, кивнул по-свойски и уселся в кресло позади Борина.