Он налил себе немного коньяку и выпил. Потом долго ходил взад и вперед по комнате, призывал себя к выдержке и спокойствию, пока не почувствовал вдруг страшную усталость, заставившую его прилечь на диван и уснуть тем глубоким сном, в котором человек словно бы погружается в густую непроглядную тьму, выпадая на какое-то время из жизни.
Его разбудил телефонный звонок.
Поднявшись, он свесил ноги на пол и, закрыв лицо руками, тихонько простонал спросонья.
Хотя он и выспался, бесконечные раздумья, неприятный разговор с женой, коньяк давали о себе знать: было сухо во рту, болела голова, жгло в желудке.
Преодолев себя, он встал на ноги, встряхнулся и, подойдя к телефону, поднял трубку.
– Булат Галимович? – услышал он хриплый, простуженный голос прокурора. – Извини, кажется, я разбудил тебя, но я не мог иначе. Тут вышло срочное дело. Помнишь Сурулева… ну, того рецидивиста, что гонялся с камнем за сожительницей? Так вот, час назад сей тип признался в убийстве Аристовой…
Шамсиев нахмурился, недоуменно пожал плечами.
– В убийстве Аристовой? Что за чушь!
– Представь себе! – продолжал прокурор, прочистив горло тихим, приглушенным кашлем. – Случилось так, что наш милицейский следователь привез его вчера в изолятор временного содержания, чтобы предъявить обвинение и закончить дело. С вечера он не успел. Сурулев не спал всю ночь, метался по камере, а утром вызвал дежурного и сказал, что хочет сделать заявление прокурору. Ему дали бумагу, ручку, и вот он написал…
– Что написал? Прочтите, пожалуйста, Александр Петрович! – проговорил тихо Шамсиев. На его лице лежала печать растерянности. По всему было видно, что полученное сообщение не укладывалось в его планы.
Прокурор, казалось, сразу учуял такое его состояние и тут же, переменив тон, объяснил уже сочувственно:
– Да вот, так и пишет, понимаешь ли… Хочу, мол, признаться в том, что такого-то числа, такого-то месяца и года, ночью, в подъезде дома убил из личной обиды женщину, блондинку, ударил камнем по голове. Узнал потом, что женщина эта – племянница секретаря горкома…
Прокурор приумолк, сделал паузу, словно выжидая, какая последует со стороны Шамсиева реакция, но не услышав в ответ ничего, кроме молчания, спросил чуть беспокойно:
– Булат Галимович? Ты слышишь?
– Да, да, я слушаю, – отозвался Шамсиев.