"Ты поняла. Хорошо.
Но ты не пишешь одна.
Даже этот блокнот – уже не твой.
(следующая мысль будет не твоя)
Продолжай."
Роза не вышла из дома.
Она не чувствовала себя в нём в безопасности – но снаружи было хуже.
В этом доме, хотя бы, всё происходило внутри бумаги, внутри фраз, внутри букв.
А за порогом начинался мир между строк.
К вечеру она попыталась снова что-то записать. Просто – свои мысли.
Проверка.
"Я боюсь. Но не отступлю. Я должна понять, что случилось с Алексеем."
И ниже – спустя пару минут, её же почерком:
(а если он не хочет, чтобы ты знала?)
Она не помнила, чтобы писала это.
Перед сном она закрыла блокнот, но положила рядом с собой.
И всю ночь видела сны, как по страницам кто-то ходит. Медленно.
Листы трещат.
И где-то на краю поля зрения – силуэт.
Женский. Высокий.
Он идёт не к ней.
Он идёт в неё.
Утром, на подоконнике, лежал ещё один лист.
На нём – аккуратно напечатано:
Следующая глава пишется сейчас.
Вы будете в ней.
И вы это уже знаете.
Спасибо.
Продолжайте.
Всё началось со звука.
Того самого – щелчок, треск, удар металлической клавиши по ролику. Пауза. Ещё один. Чуть с задержкой. Ритм машинописного набора.
Только не было машинки.
Роза замерла.
Она стояла на лестнице между первым и вторым этажом, в халате, с чашкой чая в руках. Тёплый пар поднимался к лицу. Запах липы и сухого мёда.
Звук доносился снизу. Из той комнаты, которую просили не открывать.
Третья дверь справа.
Она считала их каждый вечер, когда проходила по коридору – просто чтобы знать, что ничего не изменилось. Чтобы убедиться, что мир хоть в чём-то держится на месте.
Сейчас дверь была… приоткрыта.
Не нараспашку. Не драматично.
Просто… не до конца закрыта.
Как если бы кто-то только что вышел. Или хотел, чтобы зашли.
Роза стояла так несколько секунд, вслушиваясь.
Машинка продолжала работать.
Тихо. Спокойно. Словно набирала инструкцию.
Она сделала шаг.
Чай обжёг пальцы, но она не поставила чашку. Держала – как якорь.
Дверь скрипнула, как в книгах – плавно, тягуче, выразительно.
Внутри – полумрак.
Комната была пустой.
Пустой в том смысле, что ничего не бросалось в глаза. Стол. Окно. Стена с гвоздями без картин.
Но звук был здесь.
Не из-за стены.
Не из-за пола.
Он был внутри комнаты.
Только машинки не было.
Зато на столе лежал лист бумаги, а рядом – карандаш, который двигался