Набитая страхами, страхами, страхами, которые они научились стирать вместе с простынями.
Он почти застонал. Тихо. Внутри.
Он посмотрел на свою ладонь. Кожа была сухой, ноготь сломан. Он поднёс палец ближе к глазу. Микротрещина на коже. Как шов. Как доказательство, что он ещё не полностью гладкий. Не вычищен.
Он снова оглядел людей. Никто не замечал его. И это бесило ещё сильнее. Они живут, не замечая искажения. А значит – они уже умерли.
Он бы продолжал ненавидеть их молча. Без попытки вмешаться. Без желания что-то менять. Просто – сидел бы и гнил в тишине. Если бы не она.
Она появилась незаметно. Дверь даже не хлопнула – просто щёлкнула, и в помещении стало на полтона тише. Григорий не сразу понял, что изменилось. Но изменилось.
Он не поднял головы сразу. Не потому что не хотел. Потому что не было причин.
Но шаги были не привычными. Чуть сбитый ритм. Носок, пятка, пауза. Он прислушался. И вдруг почувствовал – запнулся внутри.
Он поднял голову.
Взгляд – вскользь. Но он сразу зацепился.
Сначала – просто силуэт. Джинсовка. Чёрные кеды. Сумка в руках, сшитая наспех. Волосы собраны как попало. Свет падал на затылок, лицо было в тени.
Она подошла к стиралке. Опустилась, поставила сумку. Неуклюже. Словно не привыкла делать это на людях.
Плечо – чуть выше, чем нужно. Голова – сдвинута вперёд. Колени – напряжены, как будто сейчас побежит.
Он уже не мог смотреть на других. Только на неё.
Это была ошибка. Форма, не прошедшая контроль качества. Изгиб – не тот. Ритм – сбит. Пауза между действиями – слишком долгая.
Он почувствовал, как внутри скребёт. Что-то хочет вырваться. Не вдохновение. Голод.
Он не замечал, что улыбается.
Григорий не хотел говорить. Именно поэтому заговорил.
– Странное место для вечера, – произнёс он, глядя на барабан её машины.
Тон был ровным, будничным, почти пренебрежительным. Он не смотрел на неё напрямую. Контакт глазами – последнее средство. Пока – касание голосом.
Она не ответила сразу. Внутри него – пауза. Секунда. Полторы. Он пересчитал – раз, два, три…
– Ну а что. Тепло, – сказала она наконец.
Он кивнул, как будто одобрил правильную реплику. Но внутри – щёлк. Слишком просто. Слишком в точку.
Он попробовал дальше. Пауза, проверка. Фраза – будто на нитке, заранее отмеренной.
– Здесь пахнет стерильностью, – сказал он. – Как в больнице. Порошком, мылом и чем-то ещё. Стерильной ложью.