Он проходил от девушки к девушке, вручая каждой по цветку, с которым она у него ассоциировалась. Психопат различал каждую из них. Знал значение любого растения и не делился этими знаниями ни с кем, кроме…
– Моя роза, – к Ней он подошёл последней, на этот раз не кинув, а протянув ей белоснежный бутон, на длинном стебле с десятками колючек.
Она приняла подарок. Впрочем, будто бы у Нее был выбор.
– Спасибо, – безэмоциональный шепот благодарности, был достаточным для мужчины, чтобы тот кивнул и отдалился от решетки.
– Как настроение, девочки? – усмехнулся он, но ответа, конечно же, не последовало, – Молчаливые, как обычно…
– В этом даже что-то есть, – его взгляд стрельнул в сторону облокотившейся на стену восьмой, на что Она лишь резко отвернулась. К слову, Ей мужчина это простить был готов, – Но на следующий вопрос вам придётся ответить.
Он сделал паузу, на этот раз осмотрев всех, сдавшихся в углах своих клеток.
– Кто из вас убьёт ради меня?
И на этот раз молчание не затянулось.
– Я! – воскликнула девятнадцатая, лишь на мгновение опередив, так и не сорвавшийся с губ возглас двадцать первой.
Восемнадцатая и новенькая – двадцать третья, к их чести промолчали, стараясь как можно сильнее вжаться в стену.
– Мэдисон? – мужчина сделал шаг к ее клетке, – Смело… Как же чертовски смело. И я признателен, – он провел кончиками пальцев по решёткам, жутко улыбаясь, – Так признателен, что ты не заставила меня мучиться над вопросом о том, кто же станет следующей жертвой… Ооо, уверен ты станешь прекрасным первым убийством, нарциссик.
– Что? – глаза девушки расширились и она отступила на шаг назад.
Но мужчина уже не обращал на нее внимания. Вместо этого он вновь обернулся к восьмой.
– Моя роза, – подходя к ней ближе, почти ласково проговорил он, – Окажи мне честь.
Ровная спина, полностью отвернувшейся от него девушки, послужила ему ответом.
– Ты убьёшь ее, сейчас же, – мягкость в голосе пропала, появились стальные нотки.
– Нет, – спокойно проговорила Она.
Инстинкт самосохранения? Нет, Она не слышала.
Что Она чувствовала? Да… Ничего вообще-то. Ей не нравилась девятнадцатая, не нравилось, когда девушка болтала, потому что как правило все ее мысли были достаточно примитивными, а визг соседки раздражал бы если бы Ей не было бы так плевать.
Но тонкая грань между дозволенным и недозволенным всё ещё существовала в ее рассудке.