Я сделал глубокий вдох, поднял руку и привлёк Мэри к себе. Я почувствовал, как её плечо слилось с моей грудью, как сквозь ткань её рубашки проступили узлы моего собственного тела. Я смотрел в сторону дороги, которая тянулась дальше в серую мглу, и мне представлялось, что она ведёт к спасению, к городу, где мы найдём воду, хлеб, покой. В голове вспыхнул образ: я прихожу с оружием, ломаю двери, выбрасываю людей наружу, потому что так надо, и забираю всё, что возможно. Я слышу, как они кричат, но не понимаю смысла их криков. Потом я просыпаюсь в полумраке, вокруг Мэри, дети, неизвестные мне люди. Я не спрашиваю, откуда взялись их вещи, ведь так устроена наша война: не задавать лишних вопросов, выполнять приказы и верить, что всё ради семьи.
Тишина окутывала меня, я слышал только стук внутри, похожий на биение множества сердец, объединённых в один такт. Я закрыл глаза, стараясь не думать, кто я и почему мои руки налились нечеловеческой силой. Я чувствовал лишь долг: вести дальше. И я пошёл, поддерживая Мэри, держа Лизу, не замечая, что тело моё слегка видоизменилось, потеряло привычную форму. Туман окутывал нас, и мы шагали вперёд, ведь, пока мы идём, мы верим, что ещё люди, что имеем право на спасение.
Я не оглядывался назад, где оставались пустые взгляды и размякшие тени, потому что одна мысль жгла меня изнутри: если посмотреть, придётся признаться себе, что мы уже не те, кем были, и возможно, никогда ими не станем.
Я проснулся так, как просыпаются те, у кого внутри слишком много воспоминаний о вчерашнем дне. Мэри сидела рядом, мерцала в хмуром свете, глаза её были прикрыты, губы шевелились, она тихо шептала что-то, похожее на слова молитвы или заклинания. Шёпот звучал неритмично, пах солью и горем, разрушал утреннюю тишину резкими разрывами звуков. Под ногами лежал потрескавшийся асфальт, между трещинами сочились мелкие ручейки желтоватой жидкости, похожей на гной древних ран. Я поднялся и посмотрел назад, где вдоль дороги тянулись следы, уходившие в сумеречную даль.
Голова кружилась от мыслей, которые мешали мне опознать, кому принадлежит моя рука, где заканчивается моя ступня и начинается сырая поверхность под ногами. Мэри вывела нас на дорогу, и все, кто ещё продолжал идти, двинулись следом. Я не мог понять, когда в последний раз видел Майкла: вчера он стоял поблизости, а сегодня его силуэт растаял. В груди возникло ощущение, что он где-то здесь, перекочевал внутрь моего тела. Я отвернулся, чтобы не сойти с ума от этой мысли.