Палуба была окутана туманом. Лурен выходил из-за поворота любуясь течением реки, заметив силуэт Хаорна, стоящего у самого борта, глядящего в воду. Он подошёл к нему.
Лурен уже слышал о этом члене экипажа, но пока не был занком, поэтому вопрос вышел риторическим:
– Ты и правда был за портом Конечным?
Хаорн не оборачиваясь спросил:
– А ты и правда думаешь, что это граница?
Сейчас Лурен разглядел его хорошо его возраст. На вид около 50, но может быть как 40, так и 70 – время, кажется, скользит по нему, не оставляя чётких следов.
Лурен сказал:
– Я думаю, что это пока всё, что мы знаем. – а потом вспомнил что говорили о нём. О том что он был гид-переводчик и хранителем контакта с внешними поселениями теми которые жили на границе известного и неизвестного мира. И вспомнил его прозвище среди команды «Пограничник».
Хаорн улыбнулся глядя на молодого учёного:
– Не «пока». Это всё, что нам позволили знать. – он сделал паузу – Там, за гранью, Река несёт не просто города. Она несёт племена, чьи имена нельзя произносить вслух. Их дети рождаются с памятью о будущем. Их старики живут в обратном времени. У них нет карт – только песни. Но ты, картограф, можешь услышать их. Если захочешь.
Лурен спросил:
– Ты с ними говорил? – а потом понял глупость своего вопроса он вспомнил историю – легенду о романе Хаорона Сумеречника с туземкой, плюс его талант как переводчика, вопрос был глуп, но он всё же спросил
Хаорн поворачиваясь, тихо произнёс:
– Нет. – Хаорн Сумеречник ответил ещё глупее чем задан был вопрос, но он не смутился в отличии от Лурена, а продолжил. – Они говорили через меня. И кое-что… до сих пор говорит.
Он каснулся амулета у шеи, – маленького черепа из чёрного стекла, а потом попрощался и отправился в свой кубрик. А потом
Хаорн обернулся и произнёс:
– Только берегись. За пределами карты начинается не пустота. Начинается другой смысл. И не каждый возвращается с ним в голове.
Яхта Келесса скользила по водам Реки Сотни Лиц, как призрачный зверь, как рысь, как коршун рожденный ночью, рассекая волны. Её обтекаемое тело почти не касалось поверхности – магические потоки, встроенные в корпус, позволяли ей будто парить, почти не поднимая ни волны, ни плеска. Только редкое покачивание указывало на движение, словно сама Река принимала судно за своё.