В этой пустоте иногда вспыхивали отголоски диалогов, лишенные смысла и контекста:
«Если только…» – начало обещания, которое никогда не будет дано.«Ты помнишь?..» – шепот, растворяющийся в тишине, не находящий ответа. «Всегда ли так будет?» – вопрос, повисший в воздухе, как дым от потухшей свечи. «…не здесь…» – обрывок фразы, донесшийся будто из-за тонкой стены, за которой происходит что-то непостижимое.
Эти фрагменты не несли информации. Они были лишь звуковыми формами, лишенными содержания, но способными вызвать странный резонанс внутри. Они напоминали те обрывки мыслей, что проносятся в голове перед сном, случайные слова и фразы, выхваченные из подсознания, которые кажутся важными в полудреме, но рассыпаются в прах при свете дня. Они цепляли что-то глубоко внутри, какое-то смутное чувство незавершенности, которое есть в каждом.
Не было ни стен, ни потолка, ни пола в привычном понимании. Но было ощущение границы. Невидимой, но ощутимой. Преграды, отделяющей это… нечто… от чего-то другого. Или, может быть, от всего остального. Эта граница не давила, не ограничивала физически, но создавала чувство изолированности, отделенности. Как будто ты находишься внутри мыльного пузыря, сквозь тонкую пленку которого видишь искаженный мир, но не можешь до него дотронуться. И ты не знаешь, хочешь ли ты этого.
Иногда возникало чувство, похожее на прикосновение. Легкое, как крыло бабочки, или тяжелое, как ладонь, легшая на плечо. Но не было никого, кто мог бы прикоснуться. Это было лишь фантомное ощущение, реакция нервных окончаний на абсолютную пустоту. Как чувствуют ампутированную конечность. Что-то, чего нет, но что продолжает настойчиво напоминать о своем былом существовании. Это вызывало дрожь, не от холода и не от страха, а от глубокого, экзистенциального недоумения.
Мысли… были ли они? Скорее, предчувствия мыслей. Зародыши идей, которые так и не развились. Вопросы без вопросительных знаков. Утверждения без уверенности. Все плавало в первозданном бульоне сознания, не смея оформиться во что-то конкретное. Как смотреть на облака и пытаться угадать в них фигуры – вот они вроде бы складываются во что-то узнаваемое, но в следующее мгновение распадаются, превращаясь снова в бесформенную массу. Это состояние постоянного «почти», «возможно», «кажется» изматывало и одновременно завораживало.