не хватит на зиму. А сеять потом што?»
Поохал, повздыхал отец, а хлеб пришлось выгребать из амбара и везти в город сдавать даром, также шерсть, мясо, яйца. Самим ничего не осталось. Опять с самой осени голодовка.
Мужики уж собрались снова зимогорить. Но в этот год в заводы никто не поехал. Поступил приказ из района организовать на месте промысловую артель.
Приехало начальство – дали указания и инструкции. Перевезли чьи-то кулацкие постройки, соорудили мастерские, и дело нашлось всем. Мужики рубили лес, сушили, а затем резали из дерева болванки для хомутов, лыж и ружейных лож. Вскоре привезли токарные станки – калиновцы стали вытачивать подрозетники и валики к сёдлам. Заработки были ничтожны, но зато дома.
Женщинам тоже нашлась работа – вязали сети, ткали рогожи, шили кули.
…После Покрова, уже по зимнему пути, к нам пришла бабушка Сусанна. Она вошла в избу и, присев на лавку, заговорила:
– Дорога об эту пору шибко убродна[93], а пимёшки-то худые… Полны снегу нагребла. Ох, грехи наши тяжкие, и смерти всё нет да нет…
Бабушка разулась и собралась залезать на печь.
– Говорят, ты внука женила? – будто в шутку спросил кто-то из наших.
– Да вот, привёл Серёга девку… Нонешная-то женитьба – это чё – привёл домой, как кобылу с ярманки, и всё! Я, говорит, баушка, женился! Ну, раз женился, говорю ему, – дак живите, идите-ка, спать ложитесь…
Федька с Костей-то у меня нанялись рубить дрова в казённой даче, дак вить ни обувки, ни одёжки нету – всё на себе прирвали. А этому Серёге-опентюху я сказала: шли бы и вы с женой тоже дрова рубить! А Серёга на меня – матерком…
Кроме коровёшки у нас ничё уж и не осталось…Чичас не доит корова-то, вот я и ушла – может, родня тут совсем не заморит, а? Ночую у вас ночи две-три?
– Какие там «две-три ночи»? – всплеснула руками мама. – Всю зиму у нас живи, а весной – видно будет. Раз женился Сергей, так пусть живут, теперь хоть есть кому у тебя по дому робить.
– Дак вить у меня сундучишко-то с одежонкой там остался, – пробовала возразить бабушка, – я даже и перемывки[94] с собой не взяла…
– Ничё, найдется у нас и перемывка: все мы, бабы, одинакову одёжу носим, – сказала мама, – а как посвободнее чуть станет, так съездим за твоим сундуком.
Бабушка Сусанна стала жить у нас. Какое это было для меня счастье! Она плохо слышала, но я садилась с ней рядом и не отставала с просьбой: «Бабушка, расскажи-и-и!»