Она торопливо скрывается в доме.
Наверняка я тоже похожа на пугало, поэтому поспешно отираю лицо рукавом, пока высокий долговязый мужчина в темном костюме выходит из машины.
– Том! – выкрикиваю я, роняя длинную деревянную ложку, и бегу к нему, точно ребенок, которого отпустили с уроков. Я знаю Тома Данбара всю свою жизнь, но не видела его с тех пор, как он уехал в колледж. Если Том вернулся, если в будний день преодолел весь путь до Хэтфилда в дорогущем зеленом автомобиле, то он здесь явно не только для того, чтобы спросить, как я поживаю. Что-то случилось. Что-то очень хорошее. Или очень плохое.
Я крепко обнимаю Тома, и он отвечает мне точно таким же крепким объятием, потом берет меня за руки – и мы просто стоим, улыбаясь друг другу.
– Хорошо выглядишь, Салли Кинкейд.
– Вот уж враки! – Мое рабочее платье промокло насквозь, волосы выбиваются из рыхлого пучка, в который я убрала их этим утром, а от красных потрескавшихся рук несет щелоком. – Но это невинная ложь, так что я не стану использовать ее против тебя. Я лучше скажу тебе истинную правду. Чертовски рада тебя видеть! И ты тоже хорошо выглядишь.
И это тоже правда. Темные волосы Тома уже редеют на висках, но его лицо отчасти вернуло себе краски с тех пор, когда я видела его в прошлый раз, – когда он воротился с войны таким, будто что-то высосало из него всякую надежду и радость, и кожа у него была пепельного цвета, а в глазах застыло то нездешнее, контуженное, неподвижное выражение, какое сплошь и рядом бывает у парней, вернувшихся из Франции. Теперь он снова стал похож на моего друга Тома.
Я бросаю взгляд мимо Тома на зеленую машину с ее длинным капотом и еще более длинным телом, ее острыми углами и плавными обводами, ее блестящей краской и еще более блескучими никелированными деталями, такую изящную, современную и такую неуместную здесь, в Хэтфилде, где туман, дождь и роса стачивают грани проседающих домов и покрывают все созданное руками человека плесенью и ржой.
– Эта роскошь, должно быть, принадлежит Герцогу. Что стряслось? И за какой такой надобностью ты на ней аж сюда притащился?
– Это «Паккард Твин Сикс», только что с завода. И, Салли… – Том сжимает мои ладони, его глаза вглядываются в мои. – Это Герцог послал меня сюда. Чтоб привезти тебя обратно.
Привезти меня обратно. Девять долгих лет я ждала, когда услышу эти слова. Привезти меня обратно. Вернуть меня домой. Я верила Герцогу, когда он говорил, что я поживу в Хэтфилде совсем недолго, и продолжала твердить себе, что он пошлет за мной со дня на день, но проходили недели, потом месяцы… и «со дня на день» исчезло из моих мыслей. Герцог заезжал раз-другой в году, когда случалось оказаться в этой части округа, но визиты были краткими, он вечно спешил, а когда я спрашивала о возвращении домой, говорил, что время сейчас неподходящее, и я научилась не спрашивать. В последние пару лет он и вовсе перестал приезжать. И все же я всегда знала, что когда-нибудь, в один прекрасный день, я покину этот маленький городок в горах. И вот этот день настал.