– Вдруг именно сегодня, а мы не ответим?
– Лень, ты же помнишь, что нам сказали: очередь длинная, а мы в самом ее хвосте. Нам не позвонят. По крайней мере, сегодня точно.
– Да знаю я, Оль, – с грустинкой в голосе прокряхтел отец. – Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц. Просто, как последний дурак, я все надеюсь на чудо.
– На чудо? – переспросила мама. – А разве то, что Аська в школу пошла, не чудо?
Я прикоснулась к губам тыльной стороной ладони и надавила сильнее, чтобы ненароком не выдать своего присутствия за дверью грубым дыханием. Еще днем я хотела все бросить, отказаться от глупой затеи со школой и опять запереть себя в четырех стенах, а сейчас за спиной вновь вырастали крылья. Быть для кого-то чудом – вот она, лучшая мотивация не сдаваться!
– Мне кажется, ей там не понравилось…– Отец покачал головой. Я тоже.
– Два урока? Не рановато ли для выводов?
– Два, три – какая разница, Оль? Аська весь вечер сама не своя. Может, зря мы у нее на поводу пошли, а?
Я и не заметила, как стала раскачиваться на пятках – туда-сюда, туда-сюда. Сама же всю дорогу от школы до дома на любой из вопросов отца отвечала холодно и односложно, а теперь удивлялась его реакции.
– Захочет – расскажет. Передумает – вернется на самообучение. Лень, мы обещали не мешать ей, помнишь?
Я наконец смогла вдохнуть полной грудью и, напрочь позабыв о конспирации, снова заглянула в гостиную. Слава Богу, родителям было не до меня.
– Что, и поволноваться за дочь уже нельзя? – Отец накрыл мамины ладони своими, крепкими и надежными, а потом задрал голову и, столкнувшись с ней взглядом, улыбнулся. – Ладно, давай свой борщ!
И тут я вздрогнула. Отшатнувшись от двери, мигом вернулась в реальность. До чего я дошла?! Стояла здесь и подслушивала собственных родителей, как какая-то Скворцова своего отчима! Мало того, что я ровным счетом ничего нового не узнала, так еще и хлеба не нарезала! С размаху заехав себе по лбу, я поспешила на кухню. Боялась, что родители поймут, чем я тут занималась, а потому неслась со всех ног. Из хлебницы схватила буханку «Дарницкого» и, сгорая со стыда, принялась оперативно ее нарезать. Выходило не очень.
– Дочка, у тебя все хорошо? – Застыв на пороге, отец перевел встревоженный взгляд с меня, запыхавшейся и взволнованной, на корявые куски черного хлеба в тарелке, а затем обратно.